From Moscow to love

Толпа нападает ожесточенно и синхронно. Они мешают друг другу, но в то же время и валятся на свою жертву. Там были и женщины и двое подростков.

Я бил и рвал их на куски. Остановить толпу можно еще большей жестокостью. Я разодрал какой-то женщине щеку, вторую ударил в грудь. С мужчинами было проще. Ратников там не было.

Справиться с толпой мне удалось, но это мне обошлось дорого. Рубаха была порвана в клочья. Видать было это предзнаменованием.

- Зачем? - я тряс за грудки одного из первых нападающих.

- Мы молим, - задребезжала одна из женщин. Она завыла и кинулась мне в ноги. - Помоги, спаси, сохрани.

Вот тогда я понял, что ненавижу людей.

Елисей пожалел "прошлогоднего человека". Пришедший к мысли о ненависти всегда несчастен. Остальные это тоже знали.

В ту ночь я так никого и не перевел по мосту. Я не успел. Я слушал их истории.

Следующая ночь была еще хуже. Пришло в несколько раз больше человек, чем в прошлую ночь.

- Ты слушал их, - обвинение было тяжелым, но суть его была в том, что я не выслушал этих.

Я знал, что тогда допустил ошибку. Сейчас буду за нее расплачиваться. Но мост меня простил. За прошлую ночь простил. В моих руках появилась кувалда. За свою ошибку, мне пришлось расплачиваться собой. Я убил троих, пока до остальных дошло. Они разошлись, молча, а я блевал на мосту, и понимал, что до Высших мне далеко, как до Солнца.

- Скажите, Алексей, а те истории, вы их помните? - позволил себе проявить профессиональный интерес Семен.

Алексей кивнул. Он помнил каждую. Сейчас ему захотелось рассказать самую страшную.

- Это была история Петра. Его мать умерла родами, и растила его бабка. Служил он у дядек, те содержали притон для приезжих. Петр бегал на побегушках голодный и битый, но счастливый. Он никогда не горевал. Он по-настоящему веровал, что и сейчас редкость. Так счастливо жил мальчик до пятнадцати лет. А потом он полюбил девочку, которая поселилась с родителями в большом красном доме в трех улицах от места службы Петруши. Полюбил, да возмечтал. А душа-то чистая и честная. Девочку ту звали Катериной. Бегал он за ней, подглядывал иногда. Пробирался по ночам в сад и смотрел за домом. Катерину держали строго, да разве уследишь, коли охота. Эта пара стала свидетелями подлинного ужаса. Увидели они, как ее отец девочку малую жестоко изнасиловал и убил. Катерина сбежала из дома. Петр хотел защитить свою девочку, да не смог. Нашли ее в каморке в том притоне. Нашел папаша девочки. Да и сделал все то, что и раньше. Петра в этом и обвинили. Но так случилось, что мальчику удалось сбежать. Как уж это было, он не рассказывал, да, и не важно это. Но добрался он до папаши Катерины, совершил с ним жуткое. Убил его зверски. Он сутки резал этого человека, по частям резал. Тот даже кричать не мог. Рот был заткнут. А потом Петр сошел с разума и решил, что должен всех убить из того дома. Он и это сделал. Силы у безумца немеренно.

- Так в чем же жуть истории Петра? - недопонял Семен.

По большому счету, остальные тоже не вникли с чего такие переживания. Таких историй миллионы и миллионы в этом мире.

- Жуть в том, что Петр желал вернуться в прошлое, чтобы убить всех снова. Он считал, что убил их неправильно.

- Бывает, - пожал плечами самый молодой из приглашенных. Цинизм в его глазах говорил, что для него подобные желания людей были нормой.

"Все фотографы такие", - Елисей уже отчаялся найти адекватного фотографа. В каждом городе был свой, но все были ублюдками.

Семен подумал, что хотел бы услышать всю историю, изложенную не сухим языком Алексея, а нормальными словами, полными эмоций.

- Подайте, пожалуйста, солонку, - попросил он у Алексея.

В момент соприкосновения Семен успел вытащить тот рассказ из подсознания "прошлогоднего человека". Если бы Семен рассказывал, то он бы говорил о грязном и душном городе, а потом бы сказал о любви, которая, как луч света озарила жизнь двоих, а затем бы Семен живописал ночи еще неумелой, но светлой любви. Вслед за этим пришел бы ужас, когда они сытые своими объятиями и сдерживаемые стыдом и страхом узрели, как знакомый человек убил девочку. Побег и страх, а еще казнь в своей душе за малодушие - это все заняло бы немало времени в описании того жуткого времени. Вот это бы сделало историю, действительно, жуткой и грязной. Кульминацией всего стала бы черная смерть души Петра, когда он убивал отца Катерины. Петр же узнал, что папаша девочке был неродным. Да, еще и сильно желал эту девочку. Желал уничтожить, как напоминание о том, что в жены взял уже брюхатую. Когда же, так называемый папаша, обнаружил, что дочка так себя опозорила, то сдерживать злобу не смог. Ненависть росла в каждом и воплотилась в смертях. Вот о чем стоило бы рассказывать. А вот сумасшедшее желание Петра вернуться, чтобы еще раз сделать тоже самое, но еще более жестоко, было бы изящным завершением всей истории. Это отнюдь не мораль, это просто логичное завершение. В таких историях морали нет. Как известно, злость и ненависть сжигает сердцевину. Сущности в этом нет никакой.

Алексей пожал плечами на замечание фотографа.