From Prison to Promise

Меня отправили в тюрьму округа Харрис под залог в сто тысяч долларов. Чтобы хотя бы начать разговор о выходе на свободу, нужна была хотя бы десятая часть. Короче говоря, я был загнан в угол и оставлен без выхода.

Билли Джин пришла навестить меня. Она дала мне ценные советы, как себя вести, исходя из своего взгляда на закон. Она сказала, что будет моим адвокатом и позаботится обо мне. Я ловил ее каждое слово, потому что для меня она всегда была в прямом смысле слова неприкасаемой. Перед тем, как уйти, она сказала, чтобы я не вешал нос.

Но даже с ее подбадриванием, я чувствовал себя потерянным. И это лишь усились после допросов. Все было как это показывают по телевизору: маленькая комнатка, стул и стол. Хороший полицейский и плохой полицейский. Один пытался быть мне другом, предлагая то кофе, то сигарету. Другой угрожал мне, напоминая, что если я не расколюсь, мне крышка. Я не повелся. Сидел с невозмутимым выражением лица и повторял, что это был не я, и что они не того повязали.

И я почти справился! Я не путался в показаниях, отказывался что-либо признавать — это серьезно затруднило работу обвинения. А учитывая, что я отказался идти на сделку с правосудием, они были обязаны доказать, что я виновен! Я же изображал саму невинность и мое нахождение в округе Харрис затягивалось. Если честно, в тюрьме мне было паршиво — участились приступы паники.

Я позвонил Билли Джин и расплакался.

Она сказала, чтобы я успокоился. Адвокаты работали над моим делом, поэтому надо было просто подождать.

Но дни превращались в недели, недели — в месяцы. Постепенно я начал привыкать к тюрьме. Я привык к распорядку, к столовой, к двору. Меня тянуло обратно на волю. Каждую ночь в своей камере я тянул руки к потолку, а перед глазами снова возникал день моего ареста.

Это было 9 апреля 1987 года. Обычный солнечный Хьюстонский полдень. Вместе с моей подружкой Ред — настоящей красоткой африканских и азиатских кровей — мы отправились в кафешку. После того, как мы простились, я встретился с Заком в парке Макгрегора. Там мы провели остаток дня, ничем не занимаясь — просто курили травку и болтали. Когда стало прохладнее, я решил вернуться домой.

Когда я вернулся в квартирку на Уиллоу Крик, я почувствовал что-то странное. Было слишком тихо. Только ветер шелестел ветвями. Мимо прошли два обычных парня, я даже не обратил внимания. Когда я добрался до внутреннего дворика, я ускорился и кое-что заметил. Клён, стоявший прямо напротив моей двери, выглядел совершенно незнакомо. Я остановился и уставился на него. В голову начало приходить осознавание. Буквально отовсюду начали появляться копы. Мне казалось, их сотни! Будто я смотрел по телевизору сцену уличных беспорядков. Не хватало только вертолетов над головой и спецназовцев, спускающихся по веревкам. И каждый коп орал на меня. Меня окружили со всех сторон, на меня нацелили кучу пистолетов. Каждый был готов разнести мне голову.

Когда эта огромная куча народа положила меня лицом в землю, я понял, что все кончено. Меня отправили в тюрьму округа Харрис и это стало началом долгого и незабываемого путешествия: меня провели через центральный вход, у меня взяли отпечатки, сфотографировали для дела. Да, я прекрасно осознаю, что та фотка была ужасной и над моей ухмылкой будут ржать еще очень долго. После того, как было покончено с формальностями, меня бесцеремонно швырнули к остальным заключенным. Я начал потихоньку приходить в себя: итак, тюрьма; насколько плохи мои дела? В принципе, я всегда легко приспосабливался к новым условиям, так что я был готов и к тюрьме.

Это было помещение 10 на 10. Был телевизор, небольшое окошко, через которое пробивалось совсем чуть-чуть света. В центре были несколько столиков. Моя персональная клетка была два метра в длину и ширину с большой железной дверью. Всего таких клеток было около пятнадцати, в каждой обитали по два человека. Мне достался какой-то латиноамериканец из Чикаго по имени Петер. Его судили за убийство. Петер был крутым парнем, мы подружились и стали неплохими приятелями. Мы вместе отжимались, что меня даже немного мотивировало, поскольку он был весьма раскаченным парнем. В общем, я его зауважал.

Но в остальном делать было совсем нечего. Мы разговаривали, играли в шахматы, смотрели телек. На один час в день нас выпускали во двор — всегда была адская жара, но мы проводили время, играя в баскетбол на небольшой площадке. У нас не было подходящей обуви, поэтому мы играли босиком, постоянно поскальзываясь, это было очень смешно.

Тюрьма не была таким уж страшным местом, было очень скучно. Когда кому-то из нас передавали травку, мы курили. Другим спасением была музыка. Я постоянно возился с маленьким радиоприемником и стал своеобразным ди.джеем. Мне нравились РнБ и классическая музыка, но тогда я с удивлением обнаружил, что мне нравится кантри! Моим любимым музыкантом стал Рэнди Трэвис.