From Prison to Promise

С другой стороны было некое подобие кухни, где можно было сварить кофе или сварганить закуску из того, что тайком или не очень приносили из кухни или покупали в местном ларьке. Там были консервы — куриные и рыбные, была заварная вермишель, соусы. Все это можно было сочетать самыми разными способами. Обычно брали макароны, добавляли курицы и сыр, заправляли соусом — и готово. Никто никого не ограничивал. Каждый считал себя дипломированным поваром и экспертом по созданию этих блюд. Я очень скоро понял, что нет ничего ценнее предметов, принесенных из ларьков! Их обменивали на сигареты, косяки, эротические журналы.

Мое прибытие было скучным. Я попал в тихий и спокойный блок. Ну и не стоит забывать, что и я был выше среднего и достаточно подкачен. Было видно, что остальным хватало бросить на меня один взгляд, чтобы принять решение со мной не связываться. Я не был каким-то качком или бойцом, но мой внешний вид был серьезен. Если бы я нервничал, переживал или боялся, это бы заметили и ко мне бы обязательно начали докапываться.

Я сбросил вещи и начал устраиваться. Застелил койку, поставил фотографию Ред, которую не видел с апреля прошлого года. Я лег и снова посмотрел в потолок, пытаясь собрать мысли в кучу. Все было серьезно. Я оказался в тюрьме. В настоящей тюрьме. Мысли о Ред и о том, как ей нравились мои крутые замашки, напомнили мне о том, как я проводил раньше вечера и ночи, куря травку и пересчитывая нарко-деньги. Именно так и было задумано дело, из-за которого я оказался в тюрьме. Но я не намерен был к этому возвращаться.

Около 11 вечера выключили свет, но я еще не был готов ко сну. Моя койка быа в середине зала и я словно бы находился в больничной столовой вместе с кучей храпящих, кашляющих, чихающих и шепчущих мужиков. Меня наполнили безнадега и сожаление. Во что, черт возьми, я ввязался? Как я в это вляпался? Мне всего 22 года, а я уже был осужденным преступником. Я подумал, что меня словно бы вычеркнули из мира насовсем. Хотелось самому себе поддать пинка.

В комнате было темно, но я видел, как другие парни бродят по помещению, занимаясь своими делами. Кто-то сидел небольшой кучкой, пуская по рукам косячок, кто-то тихонько говорил о том, что будет после возвращения на свободу. Кто-то готовил поесть. Выключенный сет не означал, что все должны спать.

Около часа я смотрел в никуда, после чего задремал. Мне приснилась мама и я снова вспомнил ее слова:

— Если ты не прекратишь, тебя или убьют, или упрячут за решетку.

Впервые в жизни я почувствовал, как сильно мне ее не хватает. Я думал и о других членах семьи — о братьях и сестрах. О том, как нас сводила и разбрасывала жизнь. За всеми этими мыслями я провалился в сон.

2.

Букер с рождения.

Нас было восемь. У мамы было трое детей от двух первых браков — Дэнни Джеймс, Кэролин Джонс и Лула Гейл Джеймс. А затем появились и пятеро Хаффменов: Билли Джин, Дональд, Лэш, Бонита и я, неприкаянный малец Букер Т. Я появился на свет 1 марта 1965 года в Плэйн Дилинге, Луизиана в семье Розы и Букера Т. Хаффмена. Да, я был Букер Т. Хаффмен младший. Естественно, все братья звали меня Младшим. Когда мой отец в возрасте 59 лет умер от сердечного приступа, я остался единственным Букером Т. Хаффменом. Тем не менее по привычке, а также из уважения к отцу, для своей семьи я всегда оставался Младшим.

Я совершенно не знал отца — он умер, когда мне было всего лишь 10 месяцев. Единственное, что мне осталось, — это его фотография. На ней был изображен большой и сильный чернокожий парень с чертами лица, немного напоминавшими мои. Я всегда старался быть похожим на него.

Несмотря на то, что мы так и не познакомились, я знал, что его очень уважали. Кэролин, моя сводная сестра, много рассказывала мне о нем. Они были знакомы несколько лет, и она поведала мне очень многое о человеке, которого называла Мистер Букер. Он был тихим, серьезным. Он редко шутил. Но если он что-то говорил, то будьте уверены, это было от чистого сердца. Все его очень хорошо слушались. Он был высоким — около 185 сантиметров, с простым лицом. Он всегда носил светло-коричневый костюм и широкополую бежевую шляпу. Он был настоящим модником и выделялся на улицах. Он всегда заботился о своей семье. Мама следила за домом, а отец зарабатывал деньги. Он был ответственным, настоящим мужчиной. У нас всегда и всего было в достатке.

Я спрашивал Кэролин, не узнавала ли она у отца, как он получил такое имя, но она лишь пожала плечами. Это не было единственной загадкой. Я так и не знал, что означала буква «Т» в моем имени. И значила ли вообще!? Я всегда шутил, что это означало «Типа-второе-имя-которое-я-придумаю-позже»(To-be-determined-at-a-later-time). Никто — вообще никто ничего не знал. Я ненавидел свое имя. Иногда дети в школе или на улицах начинали дразнить меня. Они называли меня «Козявка» (Booger) и тому подобными словами. Я даже хотел изменить свое имя на что-то более простое, однако со временем я стал им гордиться. Это было тем, что связывало меня с моим отцом.