Фронда. Блеск и ничтожество советской интеллигенции

В соседней Армении проблемы национального движения оказались тесно связаны с репатриацией армян, вернувшихся на родину, но не воспринявших советских реалий. После Второй мировой войны двести тысяч армян добровольно переехали в Советскую Армению. Многие прижились, но были и не поддающиеся пересадке. И. Эренбург: «Вероятно… они недостаточно знали о социальном строе и о быте нашей страны. Один мастер-ювелир мне жаловался: в Каире он изготовлял художественные безделки и жил припеваючи. А что ему делать в Ереване? Дантист привез из Бейрута оборудование зубоврачебного кабинета, а тут ему сказали, что он не имеет права заниматься частной практикой. Со многими мне пришлось разговаривать по-французски: не знали русского языка. На толкучке женщины продавали привезенное из Франции барахло. Подросток, приехавший с отцом из Франции, называл себя сюрреалистом, писал стихи на французском языке и мечтал вернуться к матери, которая осталась в Париже» (162).

Кроме того, объединяющей для армянского народа стала память о геноциде 1915 года, что раз за разом становилось поводом для национальных волнений. В 1965 году председатель КГБ при Совете Министров СССР В. Семичастный сообщал секретарю ЦК КПСС П. Демичеву: «24 апреля в Ереване с утра до позднего вечера на площади им. Ленина, в парке имени Комитаса и других местах возникали стихийные митинги, в которых принимали участие от 3 до 8 тысяч человек. Выступившие на них лица требовали возвращения земель Армении и справедливого решения “армянского вопроса”, освобождения семерых патриотов[70], а также ускорения переселения армян из-за границы и поселения их в Нахичевани (официальной территории Азербайджанской ССР – К.К.), поскольку плотность населения в Советской Армении достигла критического уровня. Эти требования были включены в составленное на площади обращение, адресованное ЦК КПСС, Совету Министров и Президиуму Верховного Совета СССР… День памяти жертв геноцида (использован) для поднятия территориального вопроса (чтобы) тем самым привлечь на свою сторону внимание определенной части интеллигенции и молодежи» (163). И внимание национальной интеллигенции, хранительницы народного духа, разумеется, привлекалось, и засевались всходы, давшие позже кровопролитный карабахский конфликт.

Много в эпоху перестройки писалось о депортациях целых народов в послевоенное время, что оказало колоссальное влияние на появление у интеллигенции метрополии чувства вины перед ними, признание депортаций одним из самых значительных сталинских преступлений, важной частью процесса делегитимизации советского строя. Ну, для начала можно вспомнить, что депортации народностей начались задолго до сталинских послевоенных переселений. В 1920-е годы большой проблемой крупных городов стала многочисленная китайская община, ранее верная помощница большевиков в социальных преобразованиях. У того же И. Якира во время Гражданской войны имелась личная гвардия из пятисот китайских бойцов. Постепенно китайская община выродилась в этническую мафию, представители которой встречаются даже среди литературных персонажей того времени, например, в булгаковской пьесе «Зойкина квартира». В основном они содержали прачечные, которые попутно торговали морфием, кокаином и рисовым спиртом. Поэтому в конце 1920-х было принято решение всех китайцев выселить на родину.

Много недовольных среди народов СССР породила и «культурная революция», проводимая большевиками, которая отметала религиозные и национальные отличия, ликвидировала обособленность, особенно мусульманских народов. К. Чуковский, находясь в Крыму, отмечает характерные эпизоды необъявленной войны цивилизаций: «Когда в 1924 году похерили арабский алфавит и стали вводить латинские буквы, старики татары так разъярились, что этому учителю пришлось бежать из деревни», – и далее – «Татары, находясь среди такой великолепной природы, оказывается, прячут свое тело от солнца; женщины обматывают бедра платками и летом и зимой носят юбки до пояса, и учителям приходится проповедовать трусики, как знамя культуры. Уходя с детьми в экскурсию, подальше от родителей, татарский педагог заставляет детей по возможности тайком обнажиться…» (164) Понятное дело, что такая эмансипация, да полюс коллективизация, которую следует помножить на деисламизацию, раздражали национальное сознание татар (как и других исламских народов) невероятно. С ними не церемонились. Напомним, что речь шла (согласно советской шкале культурных ценностей) о народах «отсталых», а потому их дотягивали до общесоциалистического уровня насильно.