Фронт без линии фронта

Ненамного пережил товарища Бранко Вукелич. Его бросили в один из самых страшных японских концлагерей на острове Кокандо. Впоследствии сотрудники разведывательного отделения штаба Макартура, изучавшие японские архивы, писали, что Вукелич «проявил в заключении наибольшую храбрость, потому что, как явствует из заметок прокурора, последний не мог добиться от этого разведчика никакой информации… Он был тверд и потому подвергся страшным мучениям…» Скончался Вукелич в том же концентрационном лагере. Когда он умер, он весил тридцать два килограмма.

Одзаки, как и Зорге, был заключен в камеру смертников. Его последние письма из тюрьмы Сугамо — один из самых замечательных человеческих документов нашего века.

«Ведь если вдуматься, — писал Одзаки незадолго до казни, — я счастливый человек. Всегда и повсюду я сталкивался с проявлениями людской любви. Оглядываясь на прожитую жизнь, я думаю: ее освещала любовь, которая была, как звезды, что сияют сейчас над землей, и дружба, сверкавшая среди них звездой первой величины».

Как прекрасно выражено здесь мироощущение людей, сохранивших в условиях жестокого подполья нравственное здоровье и духовную высоту, людей, испытавших личное счастье, способных и перед казнью думать о звездах, людей, чья дружба подобна звезде первой величины!

Второй приговоренный к смерти тоже потребовал в камеру бумагу. Все, кто писал о Зорге, цитировали его «мемуары». В них не было ни намека на покаяние, автор не выдавал никаких секретов, не известных тайной полиции Японии, зато в суховатой манере последовательно и беспристрастно рассказывал свою жизнь. Все — и враги, и в первую очередь друзья — должны были знать, что Рихард Зорге умер коммунистом.

…7 ноября 1944 года. В этот день Советская страна отмечала 27-ю годовщину Октября, Первая с начала войны годовщина, которую вместе с Москвой встречали освобожденные Киев и Минск, Кишинев, Таллин и Рига. «Свершилось! — писала «Правда». — Война шагнула за границы Советского Союза на территорию фашистской Германии». «Вражеская оборона прорвана, на дорогах таблички «разминировано», — сообщал военный корреспондент из Восточной Пруссии. «Спокойно стоят в сумраке осеннего вечера московские дома, полосками светятся щели в окнах, а за окнами угадывается мирный быт, озаренный сегодняшним мирным торжеством», — писал московский публицист.

В праздничных номерах газет публиковался Указ о присвоении званий Героев Советского Союза группе советских разведчиков. В Указе по праву могла быть и фамилия Рихарда Зорге.

В час, когда с ротаций сходили свежие газетные листы с сообщением о предстоящем салюте, в Токио уже было утро. В этот час в камеру смертников вошел Исидзимо — начальник токийской тюрьмы Сугамо. Согласно японскому ритуалу, поклонившись, он спросил у заключенного его имя.

— Рихард Зорге.

— Ваш возраст?

— Сорок девять лет.

Исидзимо объявил узнику, что сегодня смертный приговор будет приведен в исполнение. Осужденный, знавший японские обычаи, слегка поклонился в ответ. Хочет ли он что-нибудь добавить? Нет, ему нечего добавить.

Ему нечего было добавить, он сделал все, что мог, даже больше, чем мог!

Судя по тем документам, которые сохранились и были опубликованы американцами в годы оккупации, Рихард Зорге был казнен в той же камере, где незадолго до этого оборвалась жизнь Ходзуми Одзаки.

Как свидетельствуют очевидцы, Зорге твердым шагом миновал тюремный двор и вошел в небольшую камеру. Там не было ни помоста, ни каких-либо ступенек. Лишь в голый каменный пол вделан люк. Зорге спокойно встал на него, спокойно позволил накинуть петлю. В 10 часов 20 минут по токийскому времени Зорге не стало. Он встретил смерть мужественно, как человек, выполнивший свой долг.

…Генерал закрывает папки с донесениями. Они вернутся на полки архива. Встанут рядом с другими документами, молчаливыми свидетелями мужества других отважных, словно сольются в общий подвиг. Ну что же, коммунист Рихард Зорге никогда не претендовал на исключительность.

Зорге похоронили в общей тюремной могиле. Но японским друзьям после долгих хлопот разрешили предать его тело огню.

В Токио на кладбище Тама над могилой Рихарда Зорге возвышается гранитный камень. На нем высечены слова: «Здесь покоится тот, кто всю свою жизнь отдал борьбе за мир».

И мертвый, он продолжает удивлять. Где, когда, в какие времена, в какой стране на могиле иностранного разведчика высекали такие слова? Где, когда местом патриотических митингов в защиту мира становилось место, которое, казалось, должно было напоминать о разведке — этом крайнем и жестоком выражении войны? А на могиле Рихарда Зорге такие митинги происходят вот уже двадцать лет. Где, когда писали об иностранном разведчике так, как пишет о Зорге японский историк Акира Фудзивара: