Фронтовой дневник (1942–1945)

Чужой народ окружает тебя, чужое солнце греет и чужая луна светит тебе ночью. … Мне снилось, что я встретила тебя печального, грустного в своем синем костюме. Ты печально, не улыбаясь, взял мои руки, и я плакала обильно и долго, и слезы капали на твои руки. Утром ждала, что вот-вот откроется дверь кабинета, и ты войдешь, как прежде, с черными ласковыми глазами и с улыбающимся полнозубым ртом.

Тамара живет как и прежде. Мы редко с ней ходим в кино и из‑за работы не часто видимся. На днях были в театре. Такое ощущение, как будто мы из пещеры вылезли, одичавшие и темные.

Почему ты в Ейск не пришлешь свои дневники, мне или Тамаре?

Как ты встречал новый год? Мы выпили за тебя, за твое здоровье, за то, чтобы твои желания сбылись.

Цитирую второе письмо:

Да, письма наши теперь так редко приходят друг к другу. Ты так далеко от нас, что иной раз кажется, что связь прервалась.

Правда, последнее время одно за другим пришли твои письма Жоре, Тамаре и мне.

Жора кое-что читал из твоего письма и индивидуально, и коллективу. Очень удачно, красочно написано. За этими короткими, образными словами вставали целые картины, и такие точные, подробные, как будто бы я их видела сама.

Если бы ты жил сейчас в Ейске этой серенькой, незаметной и нудной жизнью, какой живем мы сейчас, ты ушел бы обратно на фронт.

О нашей жизни просто нечего писать. Живем, и все.

Ты пишешь, что бросишь свои дневники. Это ужасно. Разве ты не мог бы выслать их по частям бандеролью в Ейск, к нам?

Ты все время пишешь, что, возможно, не вернешься к нам. Не рыжая ли Матильда с коровой и свиньей привяжет тебя там, в далекой Германии?

Я все-таки твердо надеюсь, что будет тот день, когда я увижу и поцелую тебя, твои горячие глаза. Я твердо надеюсь, что наши горячие пожелания уберегут тебя от пуль. До счастливой встречи, родной.

14 апреля 1945 г.

Дуют сильные ветры, и линии плохо работают. Наблюдается то скрещение проводов, то земля. Позавчера со Сперовым проходили всю ночь, а повреждения в темноте найти не могли. Сегодня уже 2 раза ходил Садовин, ходили и мы со Сперовым, который решил сделать из меня настоящего линейного надсмотрщика.

Вчера были у нас капитан и Малиновская. Мне пришлось кормить их обедом. Они немножко выпили, и капитан угостил меня портвейном.

Когда они уехали, зашли четверо проходящих офицеров. Они попросили у нас закусить чего-нибудь и стали пить водку, которую принесли с собой. Нам всем налили по 100 грамм.

15 апреля 1945 г.

Пришло печальное известие: 12 апреля внезапно умер Рузвельт. Художник рисовал с него портрет, позировавший Рузвельт потерял сознание, и оно больше не вернулось к нему. Умер спокойно.

На пост президента вступил вице-президент Трумэн362, заявивший, что он будет продолжать политику Рузвельта в организации послевоенного мира и безопасности.

Говорят, что в Восточной Пруссии все закончено. Передан приказ т. Сталина о том, что Кенигсберг включается в состав Советского Союза. Население остается на месте, приняты меры к восстановлению квартир, гражданского населения и города.

17 апреля 1945 г.

По натуре своей русский человек сердобольный и мягкосердечный.