Фронтовой дневник (1942–1945)

Правильно говорит И. Эренбург, что русскому человеку есть за что мстить немцам, однако наши солдаты не применяют душегубок, не бросают детей в колодцы, не привязывают старух к лошадиным хвостам363.

Недавно произошел такой случай. К нашему дому откуда-то с дороги на четвереньках приползла старуха-немка лет 70–80. Она забралась в соседнюю с нами пустующую комнату и поселилась там на соломе.

Мы видели, что старуха беспомощна, и не могли ее бросить на произвол судьбы. У нас поднялся спор, стоит ли принять какое-либо участие в судьбе старухи. Говорили за и против. Одни доказывали, что старуха беспомощна, она ничего не понимает в войне и в происходящих событиях, и к ней надо отнестись по-человечески, несмотря на то что сами же немцы, вероятно, ее дочери и сыновья, удирая от Красной Армии, бросили старуху на произвол судьбы. Другие не без основания доказывали, что старуха является матерью немцев, которые в России бесчинствовали и, может быть, жгли наши дома, убивали наших детей, издевались над стариками.

Приводили пример и о том, что недавно в течение двух часов из одного дома старик со старухой обстреливали связистов соседней с нами части.

Приводились также примеры о том, что эти «мирные немцы» связаны с фолькштурмом364, шпионят и недавно убили двух связистов.

Нам стало жаль эту седую больную женщину, которая была беспомощна, как дитя.

Решено было накормить старуху и напоить чаем. И вот при свете электрического фонаря Садко Иванович, Садовин и я принесли старухе каши и сладкого чаю. Мы стояли и смотрели, как она полулежа ест. Руки у нее дрожали, и из ложки выплескивалась каша, выливалась на одежду и солому. Все-таки старуха немного поела.

Затем она с жадностью стала пить чай, что-то говоря нам.

Было достаточно холодно. На дворе выл и свистал ветер. Окна были разбиты, и через комнату сквозило. Мы с Семеном заставили одно окно дверью, а старуху я покрыл теплым пальто, которое мы обнаружили в кладовке.

Так мы за старухой ухаживали в течение трех дней. Она уже перестала принимать пищу, под себя оправлялась и вообще доходила. На четвертый день утром я увидел, что старуха мертва. Она лежала так же калачиком, и у нее даже не расправились ноги и руки. Вероятно, умерла она тихо. К обеду ее свалили на телегу, и Геннадий Белов свез ее подальше в овраг.

Так практически разрешился этот вопрос.

В чем можно обвинить русского солдата? В некоторой похотливости, хотя от природы он менее падок на женщин, чем, например, француз.

Затяжная война сделала солдата, по отношению к женщине, петухом. Он просто изголодался по женщине. Да и сами немецкие женщины немало в этом виноваты.

Сто́ит русскому солдату зайти в комнату к немкам, присмотреть себе, какая нравится, и сказать ей «Ком365», как она без видимого сопротивления идет за солдатом в другую комнату. Солдат показывает женщине на известное место, и она покорно расстегивает брюки (обычно они ходят в спортивных брюках) и ложится. Солдат делает «фик-фик» и отпускает женщину.

Если бы фрау оказывала сопротивление, кричала, то солдат просто ушел бы от нее, ибо ему, в конце концов, стыдно, и даже если женщина покорно легла, солдат поскорее делает свое «фик-фик», потом поспешно застегивается и виновато уходит, не глядя ей в глаза и как бы извиняясь: дескать, ничего не поделаешь, – война.

По рассказам товарищей, некоторые немки не только не сопротивляются, а охотно сами делают «фик-фик» и, довольные, прижимаясь к солдату, говорят: «Гут, гут!366»

При появлении русского солдата фрау уже готовится к тому, чтобы удовлетворить его желание. Был такой случай: к одной фрау, которая была заподозрена в шпионаже, пришли искать рацию. Ей сказали: «Показывай свою рацию». Фрау сняла брюки, легла и стала показывать!

Мне кажется, что русская женщина на это не способна. Она или будет сопротивляться, вплоть до своей гибели, или, если она распутна, сама будет искать случая, чтобы удовлетворить свои потребности, а заразиться таким массовым психозом страха, что ли, чтобы по первому мановению снимать штаны и покорно ложиться, русская женщина не способна.

Рядом с нами стоит хозяйство одной дивизии. В нем, по моей договоренности со старшиной, мы питаемся. В этом хозяйстве работает человек 15 девушек – полек и украинок, – раньше находившихся на работе у немецких бюргеров. В свое время девушки были насильственно увезены немцами для работы в Германии. Красная Армия освободила их. Многие из них оставлены в воинских частях для хозяйственных работ.

Эти девушки хорошо откормлены и, конечно, давно не целомудренны. Особенно часто пасутся на этих злачных местах старшины. Среди девушек есть интересные и много соблазнительных. Я смотрю на них как кот на сало, иногда пощупываю и горю желанием. Недавно в нашем подвале, где одна из этих девушек набирала картофель, я стал целоваться с нею и просто весь загорелся.

Я тоже с удовольствием сделал бы «фик-фик», но мне склонить к этому девушку трудно, потому что они ежедневно не имеют отбою от молодых ребят.

18 апреля 1945 г.