В то время среди наших войск начали быстро распространяться венерические заболевания, и в Веймаре, на территории бывшего немецкого концлагеря, появился венерический госпиталь, который наши ребята назвали «Голубая дивизия».
Как-то раз после отбоя меня вызвал дежурный по части. Рядом с ним стоял незнакомый солдат, доставивший бумагу, в которой меня вызывали в отдел Смерша. До штаба бригады, где он размещался, нужно было пройти по городу несколько кварталов. Я шел впереди, а чуть сзади конвоир с карабином. По дороге напряженно соображал, что могло быть причиной ночного вызова. Но при любых обстоятельствах ждать ничего хорошего от военной контрразведки было нельзя. В здании штаба поднялись на второй этаж, где стоял часовой. Мне велели сесть на скамейку и ждать, а конвоир удалился куда-то по коридору.
Через полчаса меня вызвали. В комнате сидел лейтенант, который сразу же, не глядя на меня, начал задавать вопросы:
– Когда вы последний раз видели рядового Шилова?
Вопрос был неожиданным. Шилов был моим подчиненным. Его отправили в санбат с подозрением на заболевание сифилисом.
– Две недели назад. Из части он, по приказу командира дивизиона, отбыл в госпиталь, и больше я его не видел.
– Не видели? – переспросил лейтенант.
– Не видел! – твердо ответил я.
Лейтенант первый раз внимательно посмотрел на меня и сказал:
– Шилов в госпиталь не явился. Мародерствовал. Сейчас он арестован и просит принести ему туалетные принадлежности и личные вещи. Вот список. Вы свободны. Можете идти.
Спустя месяц над Шиловым состоялся показательный процесс военного трибунала, из которого стали ясны подробности его похождений.
В госпиталь он не пошел и некоторое время болтался по городу. Ночевал у разных женщин, а продукты и вино отбирал у продавцов небольших лавок. Пару раз его задерживали патрули, но на вопрос о документах он отвечал:
– Я – сифилитик. Сейчас как плюну!
И патруль немедленно исчезал.
Задержали Шилова случайно. Стоя на шоссе с пистолетом в руке, он остановил машину и потребовал отвезти его в город. Сидевший сзади майор, видя пьяного солдата, подвинулся и предложил сесть рядом. Через десять минут Шилов задремал, а майор юстиции, оказавшийся прокурором нашей бригады, доставил его в комендатуру. Военный трибунал, заседавший в нашей части, приговорил Шилова к пяти годам исправительно-трудовых работ. А мне надолго запомнился этот ночной вызов в отдел Смерша.
Я относился к тем людям, которые пили довольно много спиртного, но не выходили за рамки приличия и алкоголиками не стали, хотя иногда и попадали в глупое положение.
Как-то раз в выходной день, когда хозяйственные работы, которыми мы занимались последнее время, не велись, я решил надеть новый китель и прогуляться. Мои друзья куда-то ушли, и похвастаться было не перед кем. На дворе моросил дождь, я немного постоял и хотел было вернуться в помещение, но в это время из окна второго этажа нашей казармы выглянул автотехник первого дивизиона и позвал меня к себе. На столе стояла пол-литровая банка со спиртом, а в тарелке лежал соленый огурец. Китель лейтенанту понравился, и он предложил выпить. Налив каждому по граненому стакану, лейтенант разрезал огурец, выпил спирт, запил его парой глотков холодной воды и сунул в рот половину огурца. То же проделал и я.
Немного поговорив, мы вышли во двор. Дождь продолжался. В метре от крыльца находилась большая, но мелкая лужа. Было жарко, и мне захотелось в нее лечь. Но я, помня о новом кителе, ложиться в лужу воздержался. Оглянувшись и увидев, что лейтенант ушел, я стал на карачки и начал макать голову в лужу. Возвратившиеся ребята увидели эту картину, подняли меня, притащили в комнату и уложили в кровать. А вечером, когда я уже очухался, весело смеясь, рассказывали старшине, как спасали меня от утопления. И это действительно было смешно.
Несмотря на серьезные последствия от употребления спиртного, тяга к нему постоянно росла, а после окончания войны приобрела катастрофический характер. Этому в большей степени способствовало появление в воинских частях магазинов военторга, где можно было купить крепкие напитки.
После окончания войны в армии началась реорганизация. Для решения кадровых вопросов при штабе полка был создан специальный отдел. Особенно трудно решались вопросы со средним и старшим командным составом. Около дверей отдела постоянно толпились лейтенанты, капитаны, майоры и другие командиры. Офицеры, имевшие хорошее образование и гражданскую специальность, подавали рапорты об увольнении из армии, а те, у которых до войны не было опыта работы, принимали все меры, чтобы не увольняться и остаться служить в частях вооруженных сил. Чаще всего военные чиновники поступали наоборот. Одними из первых были уволены в запас лейтенант Малахов, майор Плющ и некоторые другие офицеры, не отличившиеся на военной службе. В то же время майор Леноровский и наш бывший парторг капитан Лубянов, несмотря на их просьбы об увольнении, были оставлены в армии еще на несколько лет.