Фрося. Часть 7 Вместо эпилога

— Никогда бы в прежние годы я бы не осмелился тебе такое сказать, а теперь мне уже всё дозволено, что со старого маразматика взять.

— Ах, Ицечек, я тоже иногда думала, что если бы жизнь у меня повернулась несколько иначе, я бы могла легко составить тебе семейную пару, ни с кем мне не было в компании так спокойно и надёжно, как с тобой.

— Фросенька, не смеши меня, какие покой и надёжность, о чём ты говоришь, тебе всю жизнь нужен был пылающий костёр, да, такой, чтобы искры до небес…

Расскажи, расскажи, как ты жила все эти годы, после нашей разлуки?

Я понимаю, что легче попросить, чем описать чуть ли не пол жизни, но всё же, Фросенька я слушаю?

Фрося, как только могла покороче, обрисовала все тридцать лет её не простого существования за этот не малый отрезок жизни, прошедший после их разлуки.

В рассказе одно событие сменяло другое — мелькали дни, месяцы и годы, сменяли один другого окружавшие люди, драматические и комические ситуации в её рассказе наплывали волнами, и она постепенно дошла до сегодняшнего дня. Ицек, сидя в кресле, поставив локти на колени и подперев подбородок натруженными заскорузлыми ладонями, смотрел на Фросю, вздыхая и качая головой. Фрося замолчала, мысленно продолжая переживать свой длинный рассказ, в котором всё-таки было больше печального, чем радостного.

— Да, не легко тебе Фросенька жилось, хотя не сказать, что скучно и не интересно. Жаль твою доченьку, очень жаль, чудесным была ребёнком, прекрасной дочерью и до конца своей жизни была человеком с большой буквы, светлая ей память и пусть будут счастливы её детки и внуки на долгие им годы. А с сыночком ты обязательно должна встретиться, только будь к нему снисходительна, он ведь по-прежнему твой мальчик. Я хорошо помню этого парнишку, настоящий идише кинд, с хорошими мозгами и стойким характером…

Ицек не успел завершить свою мысль, как и ничего не успел рассказать о себе и своих детях, вернулись Клара с Майей.

С помощью молодой женщины, жена Ицека быстро накрыла стол, и пожилой мужчина взял в дрожащие руки бутылку с водкой.

— Редко теперь нам приходится пить на радостях, всё чаще на поминках и с тоски.

— Ицечек, ты ведь раньше практически не употреблял спиртное?

— Правильно Фросенька, а, когда мне было это делать, всю жизнь работал и работал. Я и сейчас бывает ремонтирую обувь дома для соседей и старых знакомых, но уже тяжело, руки не те, слабые и трясутся.

— Ах, не жалуйся ты, старый еврей, можно подумать тебя семеро обсело или на хлеб не хватает.

— Хватает Кларочка, хватает, но не могу я жить без работы, без неё не знаю, куда себя деть, ведь не привычный я сидеть у телевизора и смотреть эти слюнявые сериалы. Ладно, что мы будем своими охами и ахами нагонять на гостей тоску, давайте лучше выпьем, наконец, за встречу.

— Пей несчастны шикер, а мы с девочкой пока закусим.

Фрося улыбнулась, она чувствовала себя в компании пожилой пары весьма уютно, так всё было здесь по-домашнему, без вычурности и напыщенности, к чему она привыкла уже за последние годы.

Они с Ицеком чокнулись и, выпив, с удовольствием приступили к закуске. Старинный друг налил по второй.

— Подожди Ицек, не гони быстро лошадей…

Фрося взяла в руки свой ридикюль.

— Держи, я столько лет их берегла для тебя.

И она положила горкой перед старым человеком его ордена и медали, жалобно звякнувшие при ударе об столешницу.

Ицек дрожащими руками перебирал награды и беззвучно плакал. Наконец, он поднял голову и вытер рукавом выцветшие глаза.

— Вот этот орден Красного Знамени, я получил ещё в сорок первом году, после того, как отбили фашистов от Москвы, это ведь почти шестьдесят лет назад. Боже мой, целая жизнь позади, целая жизнь…

Они просидели за столом почти до пяти вечера, по чуть-чуть выпивая, закусывая и без конца разговаривая, разговаривая…

Фрося раз за разом посматривала на внучку, но не видела в ней желание покинуть гостеприимный дом и симпатичных пожилых людей. Молодой женщине явно было интересно слушать воспоминания о её Родине, ведь она совершенно не помнила Вильнюс, город, где она родилась и прожила до своих ничтожно малых, трёх лет. Мелькали имена — Бася, Соломон, Рувен, Пинхас… Ицек с Кларой с радостью рассказывали об успехах своих сыновей и внуков, только сетуя, что очень редко они их балуют своими визитами.

— Фросенька, страна у нас маленькая, а расстояние между стариками и молодёжью всё увеличивается и увеличивается, ничего не поделаешь, пусть они будут только живы и здоровы. Какая у тебя замечательная внучечка! Девочка, тебе не скучно с нами и от наших стариковских разговоров?

Майя только смеялась в ответ:

— Не скучно, не скучно, я так рада, что приехала с бабушкой к вам, впервые после прибытия к нам, вижу её такой счастливой и весёлой.

Фрося взглянула на часы и ужаснулась:

— Майечка, уже скоро пять часов, а я ведь ещё хочу сегодня заехать к Риве. Я, ведь завтра уезжаю в Телль-Авив к Бени и Эфраиму.

Все поднялись на ноги и стали шумно прощаться. Глаза у Ицека посоловели, по морщинистым щекам текли пьяные и счастливые слёзы.

— Фросенька, может ты найдёшь у себя ещё денёк, чтобы приехать к нам?