Фрумсум Фруниско

Пасмурным утром 19 августа 1991 года я болтался по улицам, заходил в магазины, где не было ничего, кроме минеральной воды и чёрного хлеба, слушал разговоры прохожих. У Красной площади говорили о том, что снимается кино, поэтому поставлено оцепление.

Через пару кварталов выяснилось – президент заболел, арестован, расстрелян – заговор, переворот. Когда возвращался к месту ночлега, услышал свою фамилию и обомлел. Это был один из всего пяти человек, тогда знавших меня в Москве, – первое из череды совпадений.

IV. Картонный Король Палёнка Для Столоначальника Таз У Реки Сбитая Птица Здесь Был Бальзаминов Белая Яма Тюрьма Для Пророков

– Эту корону мы вручаем вам, нашему покровителю.

Тверская чиновница, обретающаяся на ниве прессы, нежно, но крепко, нахлобучила картонный убор на голову второго лица области. Лицо покраснело, но было заметно радо коронации. Присутствующие выпили за короля, но скоро в его кармане заиграл телефон. Высокопоставленная особа выбежала за кулисы, вернулась потной и злой без короны. По рядам прошёл ехидный шёпот:

– Первому доложили, вот он и объяснил, кто в доме хозяин.

Ранее областью командовал молодой господин, удивлявший нас за столом. Я бросил взгляд на фигурную бутылку с ярлыком «вырви глаз»:

– Чем вычурнее облачение, тем примитивнее содержимое. Сосед вытащил телефон, сфотографировал этикетку, покопался в Интернете, ухмыльнулся:

– Фальшивая. Разберёмся.

И тут меня из-за стола на сцену выдернул злобный фокусник. Давал задания, я их проваливал, зрители потешались, но трюки его не годились в подмётки чародею на празднике журналистов в Калуге. Тот мял, рвал, поджигал газету, а она была новой, чистой и свежей.

В Путевом дворце Твери отдыхали императоры с челядью, неторопливо путешествующие из Петербурга в Москву. На Сапсане до Твери можно домчаться за час, но скорость не пошла впрок этому городу. Тверь между столицами, что джинсы Левис между лошадьми на патче.

В метель в Тверь мы двигались не быстрее кареты, забавляя себя предположениями, как названия местных рек становились песнями и книгами – «Незнайка», «Сестра».

Часть территории области омывает Угличское водохранилище. На дне спят деревни и сёла, из воды высится обожаемый операторами и фотографами объект. Мы поставили машину на одной из улиц Калязина, выходящих к Волге, они по-прежнему носят революционные имена. Наступила поздняя осень, беззвучно падал снег, манила тайной из воды колокольня. Из облупленного дома вышла калязинка, поставила таз у реки и стала полоскать бельё. Сто лет грандиозных планов по переустройству мира не отразились на калязинском быте.

Когда на горизонте показывались каравеллы Колумба, украшающие шлюз Яхромы, мы вздымали бокалы за тех, кто в море. В часе хода – Дубна, где граждане учёные, доценты с кандидатами, ускоряют частицы на синхрофазотроне: под высокими соснами коттеджи, выкрашенные в песочно-розовые цвета, длинная волжская набережная.

Мы выпили недорогого крепкого кофе в ресторане пустой в выходные гостинице «Дубна», где в былые времена останавливались прославленные поэты и музыканты Москвы и Ленинграда, и пошли в сторону Дома культуры «Мир», чья сцена помнит многих, и прежде всего «Жар-птицу». Группу из Дубны в восемьдесят втором слушала вся страна: «И если ты любовь голодна – то моё сердце вовсе не котлета; Беги, и боже тебе помоги….»

В студии под «китайской стеной» я встретился с автором, пионером советского биг-бита, он признался, что источником вдохновения «котлеты» стала битловская Rocky Raccoon*. Я трогал инструменты, на которых записывался эпохальный альбом, и сожалел, что мощно взмахнувшая крыльями «Жар-птица» была сбита завистниками на взлёте.

Птиц в зале ожидания не кормить просили пассажиров на железнодорожном вокзале города Владимира. Птицы носились под высокими сводами. От вокзала недалеко до Свято-Успенского собора. Из запущенных проулков попадаешь в величественное пространство.

– Это мой город! – немедленно пометил место Владимир-Владимирович, я не возражал, имея в активе одно «В».

Из Владимира удобно добираться в Суздаль, который, как многие старинные города, минули рельсы и шпалы.

– А вот здесь жил Бальзаминов, – указал я на большую тёмную избу. Владимир-Владимирович с готовностью защёлкал фотоаппаратом. Из-за забора хозяйка пояснила:

– Кино снимали в соседнем доме.

Я махнул рукой:

– Какая разница, ведь похожи.

Вновь затрещал затвор.

«Женитьба Бальзаминова», как и «Покровские ворота», исподволь обрела народное обожание. Прошли годы, и оказалось, что чуть ли не каждый гражданин, не обделённый чувством юмора, готов цитировать полюбившихся персонажей. Мы выдули чайник чая в кафе имени Бальзаминова и пошли обедать в трапезную Суздальского кремля. Заведение вроде бы новое, традиции – советские. Официанты значительные, упитанные, публика – соответствующая.