Фрунзе

Действительно, 19 мая пришло распоряжение РВС фронта: «Продолжая преследование противника, овладеть районом Уфы». А вслед за ним и письмо Гусева. Сергей Иванович-сообщал, что он по своей воле направил Каменева в Москву и рекомендовал ему встретиться с Лениным, о чем он написал Владимиру Ильичу. Между строк Гусев давал понять, что Каменев скоро вернется в Симбирск, потому что Самойло показал себя путаником и чудовищно беспартийным человеком. А в конце письма была приписка: Троцкий не ограничился снятием Каменева, теперь он готовит отстранение от должности Фрунзе. Но РВС в лице С. Гусева, М. Лашевича и К. Юренева категорически протестует против расправы с командующим Южной группой.

Словом, настроение Фрунзе в момент самой важной — Уфимской операции было испорчено. Но он не подавал виду и продолжал из Бугуруслана готовить задуманный удар на Уфу, не ослабляя мер и по укреплению фронта возле Оренбурга и Уральска. И только однажды, в письме к Гусеву и его товарищам, сказал о своей обиде: «Вы знаете, какую атаку приходится выдерживать мне, и совершенно незаслуженно, со стороны Троцкого по части обеспечения Оренбург-Уральского района… Ряд телеграмм Троцкого только нервирует и лишает возможности спокойно и основательно подготовить и провести операцию».

Это письмо стало известно Ленину. 29 мая он вернул Сергея Сергеевича Каменева на Восточный фронт, а членам Реввоенсовета в Симбирске телеграфировал, что врага надо срочно гнать в Сибирь. «Если мы до зимы не завоюем Урала, то я считаю гибель революции неизбежной. Напрягите все силы».

Случилось так, что Михаил Васильевич не успел ответить на первую телеграмму Ленина. И через десять Дней получил разнос от Владимира Ильича: «На мою телеграмму от 12 мая об Оренбурге до сих пор от Вас ответа нет.

Что значит Ваше молчание? Между тем из Оренбурга по-прежнему идут жалобы и просьбы о помощи. Прошу впредь более аккуратно отвечать на мои телеграммы. Жду ответа».

Михаил Васильевич хотел ответить подробным письмом: как интригует против него Троцкий, как бездарен Самойло, как беспомощен храбрый Гай и как гарнизон Оренбурга уже усилен 3-й бригадой 20-й стрелковой дивизии. Но Чапаев уже изготовился к удару, надо было быть в его частях. Фрунзе ограничился сообщением по телеграфу.

«На Вашу телеграмму от 22 мая сообщаю следующее: по существу Вашего требования в отношении Оренбурга все, что только позволили сделать средства, находившиеся в моем распоряжении, сделано. Должен доложить, что этих средств для исчерпывающей помощи Оренбургу и одновременно с этим разрешения задач на основном Уфимском направлении совершенно недостаточно. Но, во всяком случае, помощь для удержания самого Оренбурга вплоть до решения вопроса на основном направлении была подана достаточная, как это и подтверждают сообщения последних дней. Считаю, что поток оренбургских слезниц по бесчисленным адресам в значительной степени объясняется собственным неумением правильно использовать силы и средства, бывшие в распоряжении Оренбурга. За несвоевременность ответа извиняюсь. Объясняется это тем, что в момент получения Вашей телеграммы я был на фронте».

Да, он беспрерывно был на фронте! И в Бугуруслане подписал приказ по войскам Туркестанской армии ночью 23 мая 1919 года о третьем — и завершающем — этапе наступления. И весь он в этом приказе — без аффектации и пустых слов, подтянутый, уверенный в победе.

Начал он с деловой информации: «По приказанию командующего Восточным фронтом я с сегодняшнего дня вступаю в непосредственное командование войсками Туркестанской армии, оставаясь в то же время командующим всеми войсками Южной группы фронта».

Затем определил цель: «Высшее военное командование возложило на нас задачу окончательного разгрома белогвардейских банд, прикрывающих путь на Урал, и ликвидации этим всей колчаковщины».

И обратился с добрым словом к ветеранам и новичкам: «У меня нет и тени сомнения в том, что закаленные в битвах славные бойцы 24, 25, 31 и 3-й кавалерийской дивизий с указанной задачей справятся в кратчайший срок. Порукою в этом являются блистательные страницы их прежней боевой работы, завершившейся недавно разгромом ряда корпусов противника на полях Бузулука, Бугуруслана, Бугульмы и Белебея. Уверен, что и молодые войска 2-й дивизии, впервые получающие боевое крещение, пойдут по стопам своих славных соратников и учителей».

В духе старых листовок Арсения дана была политическая и государственная оценка ратного подвига, к которому он призывал товарищей по фронту: