Фрунзе

Михаил Васильевич предложил послать авангардом через Белую Иваново-Вознесенский полк Горбачева и комиссара Капустянского: хотел он в такой ответственный час опереться на боевую и пролетарскую сплоченность своих ткачей. Чапаев согласился. Кстати, конная разведка ивановцев и кавалерийский эскадрон Дмитрия Здобнова из 217-го полка удачно перехватили четыре дня назад Два пароходика и буксир белых.

— Вот на них и перекинем побатальонно, — высоким тенорком сказал Чапаев. И закрыл совещание: — Ну, ребята, разговорам конец, час пришел решительному делу!..

Втроем вышли к реке послушать тишину короткой июньской ночи: Фрунзе, Чапаев, Фурманов.

Потом поговорили о разном, чтобы хоть на миг отвлечься от мысли, что пронзила всех. Посудачили о дружбе начальника и комиссара дивизии. Крепко притерлись они один к другому в жарких боях и завтра неразлучно глянут в глаза смертельной опасности. И не хотел Фрунзе омрачать им день великого боя. Он-то глядел далеко-далеко, на юг и на восток, где надо добивать Дутова и Белова, и еще дальше — в палящую зноем Среднюю Азию, на пороге которой друзья расстанутся: Фурманова он заберет в свой штаб, а Чапаеву даст взамен Митяя своего старого друга Павла Батурина…

Многими описана битва у реки Белой. Но ярче других и с какой-то неистовой страстью описал ее Фурманов.

«И ночью, в напряженной, сердитой тишине, когда белесым оловом отливали рокотные волны Белой, погрузили первую роту иваново-вознесенских ткачей. По берегу в нервном молчанье шныряли смутные тени бойцов, толпились грудными черными массами у зыбких, скользких плотов, у вздыхающих мерно и задушевно пароходов, таяли и пропадали в мглистую муть реки и снова грудились К берегу и снова медленно, жутко исчезали во тьму.

Отошла полночь — тихой походью, в легких шорохах шел рассвет. Полк уже был на том берегу.

Полк перебрался неслышим врагом — торопливо бойцы полегли цепями: с первой дрожью синего мутного рассвета они, нежданные, грохнут на вражьи окопы».

На берегу Фрунзе на своей гнедой Лидке, которая кажется черной. Рядом Чапаев — он сам отвечает за переправу. А за рекой правая его рука — Иван Кутяков, он уже неслышно пробирается по рядам ивановцев и поджидает, когда двинутся еще три полка: Пугачевский, Разинский и Домашкинский.

«Наши батареи, готовые в бой, стоят на берегу — они по чапаевской команде ухнут враз, вышвырнут врага из окопов и нашим заречным цепям расчистят путь. Время замедлило свой ход, каждый миг долог, как час. Расплетались последние кружева темных небес. Проступали спелые травы в изумрудной росе. По заре холодок. По заре Мишина. Редеющий сумрак ночи ползет с реки.

И вдруг — команда! Охнули тяжко гигантские жерла, взвизгнула страшным визгом предзорьная тишина: над рекой и звеня, и свистя, и стоная шарахались в бешеном лете смертоносные чудища, рвалась в глубокой небесной тьме гневная шрапнель, сверканьем и огненным веером искр рассыпалась в жидкую тьму.

Oх… Ох… х… Ох… х… — били орудия.

У… у… з… з… и… и… и… — взбешенным звериным табуном рыдали снаряды.

В ужасе кинулся неприятель прочь из окопов».

Поднялись, пошли ивановцы. Артиллерия перенесла огонь дальше. И пока она не замолкла и пока ее не двинули к переправе, был уже на правом берегу Пугачевский полк и перемещался кустистым берегом, по течению реки, чтобы охватить беляков с фланга».

«Иваново-вознесенцы стремительно, без останову гнали перед собою вражью цепь и ворвались с налету в побережный поселок Новые Турбаслы. И здесь встали — безоглядно зарваться вглубь было опасно. Чапаев быстро стягивал полки на том берегу. Уж переправили и четыре громады броневиков — запыхтели тяжко, зарычали, грузно поползли они вверх — гигантские стальные черепахи. Но в зыбких колеях, в рыхлом песке побережья сразу три кувырнулись — лежали бессильные, вздернув вверх чугунные лапы. Отброшенный вверх неприятель пришел в себя, осмотрелся зорко, оправился, повернул к реке сомкнутые батальоны — и, сверкая штыками, дрожа пулеметами, пошел в наступление. Было семь утра».

За четыре часа ивановцы растрясли запас патронов. А новых не было: пароходики перебрасывали то артиллерию, то другие батальоны.

«Иван Кутяков отдал приказ:

— Ни шагу назад! Помнить бойцам: надеяться не на что — сзади река, в резерве только… штык!

И когда неприятель упорно повел полки вперед, когда зарыдали Турбаслы от пулеметной дроби — не выдержали цепи, сдали, попятились назад.

— Берегите командующего! В пекло его не пускайте! — крикнул Чапаев артиллеристам, а сам вместе с Фурмановым переправился на правый берег и поскакал вдоль цепей.

— Ни шагу назад! Принять атаку в штыки! Нет переправ через реку! Ложись до команды! Жди патронов!

Фрунзе увидал в бинокль, как качнулись его части; переправился с Трониным, подскакали к передней цепи, спрыгнули с коней.

— Товарищи! Везут патроны… Вперед, товарищи, вперед! Ура!

«И близкие узнали и кликнули дальним:

— Фрунзе в цепи! Фрунзе в цепи!