Фрунзе

Столь триумфальной была встреча в Ашхабаде, что далеко раскатился слух о ней. И Фрунзе намекнул на это в очередном письме к Ленину: «Англичане в Хоросане отчаянно нервничают…»

Он догадывался, что так и будет. И хотя союзниками англичан в хитроумных диверсиях против Советского Туркменистана были афганские офицеры, он не хотел валить их в одну кучу с лондонскими мастерами тонкой дипломатии и откровенной вооруженной антисоветчины.

Афганцы долго были под пятой британского империализма, получили независимость год назад и еще не стряхнули с себя давний гнет британской короны. Но Ленин первым признал независимый Афганистан и дал понять, что только Советская Россия может быть другом и добрым соседом молодого суверенного государства.

И Фрунзе еще перед выездом в гарнизоны подчеркнул, что он целиком разделяет позицию Ленина. И направил чрезвычайному посланнику Афганистана в Ташкенте, его превосходительству Мухамеду Вали-хану, приветственную телеграмму.

Правда, встретиться с посланником он не пожелал. Да к свободной минуты для такого визита не нашлось. И в приветственной телеграмме оказалась вежливая ссылка на недомогание:

«Нездоровье мешает мне лично принести Вам сердечное поздравление, за что приношу извинение. Искренне уважающий Вас, Командующий войсками Туркестанского фронта — Фрунзе-Михайлов».

Граница с Афганистаном внушала тревогу: через нее англичане направляли военную помощь басмачам и эмиру бухарскому. Но демарш Фрунзе с изъявлением добрых чувств к афганскому народу сыграл свою роль: в районе Кушки прекратились кровавые инциденты. А вскоре афганская пограничная стража отказалась пропустить в свою страну отряд басмачей, прижатый к горам Паропамиза.

23 марта поезд командующего прибыл в Кушку.

Петербургские колонизаторы возвели эту крепость в самой южной точке России, чтобы связать руки британским колонизаторам, которые с границ Афганистана и Персии зарились на земли Туркестана. Да и после Великого Октября ей было суждено сковывать их действия на туркменской земле.

Средняя Азия была отрезана от России бандами атамана Дутова. Английские интервенты расстреляли в Мерве пламенного большевика Павла Герасимовича Полторацкого, на 207-й версте от Красноводска зверски убили бакинских комиссаров. По всему Закаспию звучала английская речь. А Кушка оставалась единственным красным очагом в кольце интервентов, белогвардейцев и басмачей.

Комендант крепости — генерал старой армии — А. П. Востросаблин отказался сдаться врагам новой России. Казачий полковник Зайцев, у которого было полторы тысячи сабель, в течение месяца день за днем штурмовал крепость. Но безуспешно, хотя в осаде находилась сотня бойцов с маленькой горсткой героев-коммунистов. К счастью, они хорошо были вооружены и располагали запасом воды и продовольствия.

Когда же блокаду крепости прорвал красный отряд С. Тимошкова, кушкинцы пришли на выручку Ташкенту: направили туда восемьдесят вагонов снарядов при семидесяти орудиях, пулеметы и винтовки.

Такие вести порадовали командующего. Но теперь гарнизон захирел, как и соседние с ним отряды — в Иолотани и Ташкепри: людей мало, вооружены плохо, одеты безобразно.

С осадком горечи написал Михаил Васильевич в Кушке доклад главкому Каменеву и Владимиру Ильичу Ленину. «Личное ознакомление с состоянием воинских частей фронта, начиная от Ташкента, кончая районами Красноводска и Кушки, дало самую безотрадную картину… Настроение частей неудовлетворительное, главным образом на почве отсутствия обмундирования; все части представляют в этом отношении неописуемый сброд.

Пограничная охрана отсутствует… Вооружение войск разнокалиберное; до сих пор одна четверть вооружена берданками и одна четверть английскими винтовками».

Фрунзе отпустил из рядов войск железнодорожников; отправил по домам стариков, которые были элементом «брожения и разложения»; свел в одну бригаду бывших военнопленных и решил отправить их в Центральную Россию, как им было обещано. Но без них он лишался «трех четвертей артиллеристов и половины всех пулеметчиков». На огромных просторах Закаспия у него оставалось всего 1500 штыков и 500 сабель. «Таким образом, — писал он, — в военном отношении мы сейчас представляем ничтожество».

Он просил не изымать из его подчинения штаб Заволжского округа в Самаре и временно оставить там Авксентьевского — до перевода в Туркестан; просил срочно прислать обмундирование, вооружение, снаряжение и подослать хорошие кадры для работы по формированию частей из местного населения.

Но даже в таких условиях он не терял веры в благополучный исход борьбы. И сообщил Владимиру Ильичу, что «в политическом отношении наше положение в Закаспии в данный момент вполне благоприятно».

По пути в Самарканд Михаил Васильевич сделал остановку на узловой станции Каган, откуда шла ветка в сторону Термеза. От этой станции до Бухары было двенадцать верст. И он высказал пожелание встретиться с эмиром.