«А мне на площади предстояла своя роль: я должен дать сигнал, по которому красноармейцы отберут оружие у непокорных». Но предусмотрели не все: слишком много праздной публики собралось глядеть парад, и это сковывало действия Чанышева. «Поднимаюсь на трибуну, оглядываю гудящую площадь, а меня тревожит мысль: вдруг ахунджановцы явились с заряженными винтовками?.. Однако надо действовать, что бы там ни случилось!»
Чанышев произнес речь. Он говорил о желании Советской власти поскорее установить спокойствие в Фергане, чтобы народ мог мирно трудиться; о железной дисциплине в Красной Армии, необходимой для разгрома басмачей. Затем зачитал приказ Фрунзе, в котором осуждалось неповиновение Ахунджана и предлагалось его полку сдать оружие. И подал своим бойцам сигнал.
«Секундную тишину разорвал выстрел. Второй, третий. Это ахунджановцы при первой же попытке отобрать у них винтовки открыли пальбу. В ответ со всех перекрестков затрещали наши пулеметы. Ошеломленные конники пытались вырваться с площади, но повсюду наталкивались на заслоны. В конце концов их заставили смириться, хотя не обошлось без жертв.
При начавшейся перестрелке я вскочил на коня и поскакал к клубу, опасаясь, как бы там не случилось чего страшного, — ведь у Ахунджана и его охраны оружие наверняка заряжено.
Фрунзе, взволнованный и бледный, встретил меня на крыльце. Я доложил о происшедшем на площади и ожидал по меньшей мере строгого внушения. Но он ничего не сказал, только укоризненно покачал головой.
Зайдя в клуб, я от товарищей узнал, как разоружили самого Ахунджана и какой опасности подвергался Михаил Васильевич.
По вызову Ахунджан явился с десятком вооруженных людей. Он сел рядом с Фрунзе, остальные — вокруг. Обсудив несколько текущих вопросов, командующий заговорил об отправке кавалерийского полка в Троицкие лагеря.
— Я в Ташкент не поеду, — заносчиво заявил Ахунджан, — и мой полк тоже не поедет.
В этот момент с площади донеслись выстрелы. Догадавшись, что там происходит, Ахунджан, побледнев, вскочил со стула. Сразу поднялись и его спутники. Фрунзе продолжал сидеть, сохраняя спокойствие и зорко следя за басмачами. Находившиеся в комнате командиры и бойцы насторожились.
— Ошибку можно простить, Ахунджан, — твердо сказал Фрунзе, — по предательство — никогда. Потрудитесь сдать оружие.
Басмаческая натура Ахунджана чуть не натворила беды. Он выхватил маузер и вскинул на Фрунзе. Но между ними вмиг встал красноармеец:
— Ни с места! Руки вверх!
Под дулами винтовок оказались все басмачи. Ахунджан, а за ним остальные злобно бросили револьверы на стол, за которым по-прежнему спокойный и молчаливый сидел командующий».
Кривой Ширмат вдруг загорелся желанием встретиться с Фрунзе и отправил с нарочным пакет: «от его превосходительства Курширмата, преемника в управлении Кокандским государством, — его превосходительству кзыл-генералу Фрунзе».
Михаил Васильевич не раз изъявлял желание повидаться с Кривым, но тот не шел на встречу, как и эмир бухарский. Фрунзе прочитал письмо и написал на пакете: «Вернуть. Пусть ждет расплаты оружием».
Кончилась эра переговоров. Командующий принял решение — железной метлой вымести из края грабителей и убийц!
К войскам Туркестанского фронта он обратился с приказом: «С басмачеством пора кончать… Надо помнить вдобавок, что Фергана — главный поставщик хлопка, необходимого фабрикам для того, чтобы одеть население. Эта задача ложится на вас, товарищи красноармейцы. Задача не так проста, как может показаться с первого взгляда. Трудность не в военном преодолении врага — это для нас не очень трудно, — трудность в том, чтобы все многомиллионное мирное трудовое мусульманство поняло, что басмачество и есть враг его, что борьба с ним — священная задача и опора трудового народа. Выполнения этой задачи ждет от вас социалистическое Отечество.
Товарищи, я же, как ваш командующий, требую, чтобы каждым своим действием, каждым поступком как отдельные красноармейцы, так и целые части внушали населению любовь и доверие к Красной Армии; требую, чтобы я не слыхал о безобразиях и насилиях и о грабежах чинимых частями рабоче-крестьянской армии; требую чтобы не слезы и горе, а радость и благодарность оставляли вы за собой, проходя селения и кишлаки Ферганы чтобы вами оказывалась всяческая помощь и содействие трудовому населению области без различия национальности. Только таким путем мы дадим понять мусульманской бедноте, что Красная Армия не враг, а опора и защитник ее».
Тактика, о которой Фрунзе думал с первых дней после выезда из Ташкента, была теперь разработана в деталях. За басмачами не гоняться — они легко укрываются в горах. На всех станциях железной дороги и в волостных центрах поставить сильные гарнизоны пехоты. Связь с ними должны держать летучие кавалерийские отряды, у которых две задачи: очищать горные районы от бандитов и приходить на помощь гарнизонам, когда они втянут в бой басмачей.
При этом Михаил Васильевич особенно подчеркивал, что в высшей степени надо усилить службу разведки и охранения и стойко выполнять все требования полевого Устава…