Фрунзе

Михаил Васильевич еще недавно терпеливо готовил удар по эмиру, составляя досье на Сеид-Алима. Материалы подтверждали, что тот довел дело до состояния необъявленной войны: поддерживал басмачей в Фергане, сносился с русской контрреволюцией в Персии, разжигал антирусскую агитацию мулл. В животном страхе за сохранение деспотической власти он бросался на такие шаги, которые требовали немедленно ответа Фрунзе: убийство гонца из Хивы, убийство советского летчика, экономическая блокада русских поселений, обстрел ремонтных рабочих на железной дороге и ранение машиниста поезда и т. д.

Куйбышев руководил Туркестанской комиссией, был членом РВС фронта и действовал с командующим в полном согласии.

Нарком обороны Троцкий, далеко не расположенный ни к Фрунзе, ни к Куйбышеву, обвинил их и всю Турккомиссию в том, что они не используют никакой попытки установить дружеские взаимоотношения с Бухарой. В секретариате ЦК РКП(б) нашлись люди, которые подсказали решение о роспуске старой комиссии и назначении новой. Но не соблюли даже элементарного декорума: Куйбышев не был официально снят с поста председателя, а на его место приехал Сокольников с явным желанием заморозить инициативу Фрунзе и Куйбышева в бухарских делах.

Валериан Владимирович разбушевался; и, как это бывает в состоянии аффекта, решил, что ЦК партии ему не доверяет. И написал Фрунзе большое письмо, в каждой строке которого слышен был крик души.

Михаил Васильевич прекрасно понимал, что Куйбышев написал письмо в запальчивости; что дело не в Центральном Комитете партии, а в каких-то отдельных людях, исполняющих волю Троцкого, и что понять Валериана не так уж трудно: его обидели, да еще в такое время, когда он оставался в Туркестане без преданных ему друзей.

И на обороте письма Куйбышева он написал несколько строк в Секретариат ЦК РКП(б) Преображенскому: «Известную часть соображений и предположений т. Куйбышева следует отнести к чрезмерной мнительности, но в общем и целом должен сообщить и со своей стороны, что он попал в обидное и совершенно незаслуженное положение. Прошу вас, т. Преображенский (просьба совершенно частного порядка), обратить внимание на эти обстоятельства и сделать все, что представится возможным, для удовлетворения просьбы Куйбышева.

P. S. Пересылка письма Вам сделана без согласия и без ведома Куйбышева. М. Фрунзе».

В Москве Михаил Васильевич позаботился о своем верном друге. Из Секретариата ЦК Куйбышеву послал извинительное письмо Н. Крестинский. Письмо заключали строки: «Думаю, было бы вполне возможно остаться на работе в Москве, что, по словам Михаила Васильевича, вполне соответствует вашим желаниям…»

Так была отбита атака Троцкого против Куйбышева. Валериан Владимирович приехал в Москву и был избран членом Президиума ВЦСПС.

10 сентября 1920 года Фрунзе получил краткую телеграмму из Совета Труда и Обороны:

«Немедленно выезжайте в Москву, назначаетесь командующим на другой фронт».

В тот же день Михаил Васильевич подготовил прощальный приказ войскам Туркестанского фронта и в последний раз подписал его двойной фамилией «Михаил Фрунзе-Михайлов».

«Согласно постановлению Революционного Военного Совета Республики я назначен на другой фронт. Отъезжая из Туркестана, я обращаюсь ныне с прощальными словами ко всем моим старым боевым товарищам, ко всем красноармейцам, командирам, начальникам и комиссарам.

Товарищи! Уже три года бьется рабоче-крестьянская Русь, отстаивая свои права от насильников всего мира. До сих пор всё чаяния наших врагов разбивались о великую стойкость рабочих и крестьян. До сих пор попытки удушения нашей Революции кончались крахом. Иначе и быть не могло, ибо безмерны запасы энергии, таящиеся в недрах народа, борющегося за свою свободу и лучшую жизнь. Но безмерно велики вместе с тем и лишения, которые ныне выпадают на долю трудовой России.

Наша задача — задача рабоче-крестьянских красных полков — сократить эти страдания путем напряжения нашей революционной воли, нашего военного долга. Я рад отметить, что армии Туркестанского фронта до сих пор честно выполняют этот долг. Начав с разгрома колчаковских, дутовских, толстовских банд, они довершают ныне свою работу, очищая Туркестан от контрреволюционных полчищ местных самодержавных властителей. Уверен, что и впредь красные полки Туркестанского фронта, куда бы их ни поставила рука Революции, сумеют поддержать свою боевую революционную славу.

Мой прощальный привет вам, товарищи!»

…В прекрасном настроении подъезжал Фрунзе к столице, везя в подарок друзьям богатые дары щедрой туркестанской осени: дыни, арбузы, виноград — диковинные для Москвы сладости.

И после победы в Туркестане оставался он человеком скромнейшим и в анкетах на вопрос об основной профессии указывал: «Столярное и военное дело». Когда же его спрашивали, какая область теоретических вопросов особенно близка ему, он отвечал: «Агрономия и военное искусство», — еще оставаясь в тайнике души человеком мирных гражданских профессий.