Фрунзенск-19. Закрытый и мертвый

Эту девушку он видел дважды, а дежурил у окна теперь каждое утро. В семь-пятнадцать идет первый автобус, а за ним с интервалом в двадцать минут следуют два других рейсовых автобуса – это расписание Леха выучил уже наизусть. После восьми утра расписание прерывалось, далее автобусы следовали с промежутком – одна штука раз в пол часа, он и это запомнил. Молодые солдаты, делавшие вид, что охраняют периметр колонии общего режима, на вопросы Татькова отвечали охотно, и к вечеру Алексей уже имел приблизительное представление о местной географии. Как выяснилось, исправительное учреждение, в котором он находился, располагалось на окраине города и ближе к лесу, куда уводила широкая дуга дырявой автомобильной дороги, стояло здании исследовательского института и городская клиническая больница. По этой же дороге, как объяснил Лехе молодой рыжеватый сержант, можно было доехать до Фрунзенской военной части, – но это крюк большой, да и дорога убитая, через Калининское шоссе гораздо ближе, да и покрытие лучше. Это означало одно из двух: или его новая таинственная незнакомка проводила опыты с крысами в институте, или ставила уколы живым людям в больнице. Загадав на монете – орел или решка, Татьков выяснил, что все-таки лаборантка. Почему именно с крысами Леший не знал, но никакая более подходящая деятельность для младшего научного персонала на ум не пришла. Будучи всю жизнь человеком простым, работящим, Леха понятия не имел, чем занимаются сейчас в институтах, но опыты над животными он не одобрял, – «уж лучше бы зеков брали», – как выяснилось немного позже, в последнем как раз он не ошибся. Старший научный персонал на автобусах не ездит, – размышлял Алексей, придумав даже имя для таинственной незнакомки, – Рита, – наверняка эту девушку зовут именно так!

Через две недели халява закончилась и вновь прибывшие заключенные во Фрунзенское исправительное учреждение приступили к трудовым будням. В шесть утра подъем с умыванием, в шесть-тридцать небольшая гимнастика, заканчивающаяся ленивым бегом внутри двора по периметру. Дальше шел однообразный, но вполне годный завтрак, после которого временно лишенные свободы граждане в одинаковых спецодеждах разделялись на группы от четырех до восьми человек в каждой и, сопровождаемые конвоем из нескольких солдат, выезжали на место проведения своей трудовой, исправительной деятельности.

В первую неделю Татьков убирал палки, наваленные ветром вдоль обочины дороги. Каким богам или дьяволам возносить благодарности Леха не знал, но понимал прекрасно, что это та самая дорога, ведущая от города в сторону колонии, а значит и автобус с его Ритой должен проезжать именно по ней. Часами Леший так и не разжился, да у него и раньше-то этого не водилось, а посему каждые пять минут, казавшихся вечностью, он приставал к солдатам с вопросами, – браток, не подскажешь, который час?

– Встречаешь кого, или побег задумал? – хохотал веселый рыжеватый сержант, лениво покуривающий в тени на обочине, но время говорил, смотря на Леху с озорными искрами.

Первый автобус прошел с запозданием, если, конечно, «командирские» часы веселого сержанта со временем не врали. Риты в автобусе он не увидел, как ни пытался вглядываться в немногочисленных пассажиров, едущих на работу утренним рейсом. Не оказалось ее и в следующем автобусе, да вдобавок все растрескавшееся боковое стекло закрывал яркий плакат с рекламой нового кинотеатра Спутник, и расстроенный Леха принялся за уборку.

Следующий поворот судьба уготовила ему еже в конце следующей недели. За это время в колонию общего режима прибыло еще несколько крытых грузовиков с живым грузом и общее количество заключенных увеличилось до двухсот восьми человек.

– Ну, что, Татьков, хочешь поработать? – обратился как-то к нему начальник Фрунзенского исправительного учреждения.

– Всегда готов, товарищ начальник! – отрапортовал бодрый Леха и с опаской посмотрел на начальника колонии, – а мало ли чего.

– Ну что ты заладил – начальник, да начальник? Александр Сергеевич я, как Пушкин, запомнить трудно? Ну ладно – ладно, не извиняйся, – отмахнулся он, видя, как Татьков побледнел лицом, – ты вот что скажи, за что тебя Лешим-то прозвали? Ты в лесу, что-ль родился?

К шуткам Татьков привык, понимая, что начальник шутить любит, да и вообще юмор поощряет, но вот откуда ему про это прозвище известно стало, Леха не знал. Никто за целый месяц в колонии не называл его этим именем, он был уверен, что Леший остался в старом исправительном учреждении и более о нем вспоминать не будут, – значит у них там все гораздо серьезней, чем мне казалось, – подумал Леха, а вслух сказал:

– Грибы люблю, Александр Сергеевич, в своем городе лес, как пять пальцев знаю.

– В городе-то, это где две березы, да три сосны, – снова хохотнул начальник, – ну, тогда хорошо, что не Дуболомом прозвали.

Леха ждал. Он понимал, что начальник начал издалека, на самом деле цель беседы не имеет ничего общего с этими шутками.