Местные жители тоже оказались в высшей степени недружелюбными. Все относились к нам с недоверием и враждебностью. Спать пришлось в палатке на склоне холма к западу от деревни. Салли всю ночь плакала.
Через неделю мы наткнулись на отдельно стоящий дом с собственным участком. Он располагался недалеко от шоссе, за лесополосой. Хозяева – молодая супружеская пара – хотя и встретили нас с опаской, все же не прогнали и разрешили остаться на какое-то время, пока не отыщется более подходящее жилье. Их звали Кен и Рейчел. Мы пробыли у них три недели.
Ни разу до этого я не видел Рафика напуганным и ни разу до этого я сам его так не боялся.
После ночи все устали и были на взводе. Даже Рафик не мог скрыть своего нервного перенапряжения. Не в силах решить, остаться нам или уходить, он бродил туда-сюда, крепко сжимая в руках винтовку, как будто от нее зависел его авторитет. Остальные с опаской за ним следили. Далеко не всем понравилось это новое проявление характера нашего лидера.
Меня тоже терзали сомнения. То, что мы добыли себе оружие, ничего хорошего не предвещало. Уже кто-то заговорил о создании партизанской группы для борьбы с африммами. Некоторые предложили выйти на единомышленников и объединиться с ними. «Вместе мы сила…», «Теперь-то они у нас попляшут…», «Наконец с нами будут считаться…» – и все в таком духе. «Черномазых подонков» поминали даже чаще, чем в те первые часы после похищения женщин, когда каждый горел жаждой мщения.
Однако сильнее, чем весь этот воинственный настрой, меня пугало поведение Рафика. Я отчетливо видел, что он больше не в состоянии единолично принимать решения. Уже сейчас он явно не мог определиться с тем, что делать дальше. Сидеть во временном лагере, который мы разбили неподалеку от перехваченного конвоя, бормотал он, опасно. В то же время стоило кому-то даже заговорить о том, чтобы выдвигаться, Рафик криком приказывал всем оставаться на местах.
Его опасения были понятны. Если кто-то захочет узнать, что тут стряслось, нас немедленно раскроют. Идти куда-то, таща с собой кучу оружия, значило стать лакомой добычей для любой из воюющих группировок. Поскольку до сих пор Рафик занимал пост лидера, мы по привычке ждали от него указаний. Теперь все, включая его, понимали: еще немного промедления, и группа либо распадется, либо выберет себе более деятельного главаря.
Впрочем, пока мы продолжали сидеть сложа руки, делая вид, что принимаем серьезное решение.
Я с еще тремя товарищами составили опись всего оружия в нашем распоряжении. На каждого приходилось по винтовке, а сверх того была еще дюжина контейнеров, по три винтовки в каждом, и несколько ящиков с патронами. Даже не представляю, как мы собирались управиться со всем этим. Большую часть удалось погрузить на тачки, но сразу стало ясно, что нужно искать другой способ. Катить их приходилось втроем: двое тянут спереди, а третий направляет сзади.
Вся наша группа расселась где попало под деревьями, держа винтовки рядом с собой. Рафик стоял в стороне, погруженный в размышления.
Кажется, в последние недели из нашей группы я ближе прочих сошелся с Рафиком. Выждав немного, я решил переговорить с ним. Однако он совсем был не рад меня видеть – особенно меня. Я понял, что совершил глупость, что мне следовало остаться со всеми.
– Куда тебя понесло ночью? – спросил он.
– Я уже рассказывал. Мне показалось, в чаще кто-то есть.
– Надо было сказать мне. Будь это африммы, тебя бы подстрелили.
– Я решил, что мы в опасности. У меня винтовка, значит, я обязан всех нас защищать.
Говорить правду я не хотел.
– Теперь винтовки есть у всех, и тебе больше не надо рисковать жизнью ради остальных. Каждый сам в состоянии постоять за себя. Отдыхай, Уитмен.
Его голос сочился ядом, тем не менее рассеянный и раздраженный Рафик думал совсем о другом. Если бы я не подошел, он, наверное, вовсе не вспомнил бы о вчерашнем происшествии.
– Ну вот, теперь все вооружены, – сказал я. – Что дальше?
– А ты что предлагаешь?
– Предлагаю как можно скорее избавиться от оружия. Оно больше вредит, чем помогает. У нас будут серьезные проблемы. К тому же, никто не умеет стрелять.
– И это ты вчера доказал, – вставил Рафик. – Нет, выбрасывать винтовки мы не станем. У меня другой план.
– Какой же?
Он наклонил голову и оскалился.
– Скажи мне, как бы ты поступил, будь у тебя оружие, которым можно пользоваться безнаказанно?
– Я уже говорил.
– И все-таки: ты продал бы его другим беженцам или попытался бы сбить еще вертолеты?
Я понял, к чему он клонит.
– Дело не в самом оружии. Дело в том, что если оно есть у всех, а не только у одного-двух, вся эффективность теряется.
– То есть, пока ты самый главный с винтовкой, все в порядке? А теперь, когда ты один из многих, все наоборот – так, что ли?
– Я уже объяснял, зачем нам винтовка, когда только добыл ее. Одна винтовка – это самозащита, а много – уже агрессия. Мы превращаемся в ополчение, и у каждого из нас есть личные поводы для мести. Ты ведь не сможешь всех контролировать.
Рафик задумчиво посмотрел на меня.