Фуга для темнеющего острова

И опять Лора била по самому больному. Я уже и забыл, как остро она умеет жалить. С другой стороны, я вел себя так же. Я знал, что мучаю ее, она знала, что мучает меня. Пожалуй, именно это и привлекало нас друг в друге больше всего. Мы никогда не знали, что будет дальше. Несмотря ни на что, я продолжал любить Лору, пускай и не осознавал этого, пока не увидел ее здесь. Ни к какой другой любовнице я не испытывал таких глубоких чувств. Дело в том, что Лора видела и принимала меня таким, какой я есть. Моя неспособность расстаться с Изобель вечно служила ей поводом для язвительных замечаний, но я находил это привлекательным. Лора всегда говорила, что любит меня, хоть я и не понимаю, за что. Я так и не смог разгадать ее до конца. Она жила в каком-то вакууме, полностью отделенная от общества. Родственников у нее не было. Мать – ирландка, иммигрировавшая в Ливерпуль – умерла при родах. Отца – моряка с Карибских островов – Лора никогда не видела и даже не знала, жив ли он. Кожа у нее была цвета золотистой бронзы. Ее красота вместе с личными качествами доводили меня до страстного исступления, я же в итоге не мог дать ей ничего. Лора стала одной из первых жертв африммского кризиса. Она погибла, когда полицию бросили разгонять вторую лондонскую демонстрацию. После этой встречи в ресторане мы больше и не виделись.

* * *

Лидера группы я узнал: мы с ним пересеклись у разбившегося вертолета, когда я искал еду. Он представился Рафиком, хотя о его происхождении все равно можно было только гадать. В его группе насчитывалось порядка сорока человек, в том числе несколько детей.

Я наблюдал за ними с верхнего этажа пустого дома, надеясь, что они не будут шуметь и не разбудят Салли. День выдался долгим и тяжелым, а еще мы не ели. Люди явно искали, где разбить лагерь. Пару раз они поглядывали в сторону нашего дома, но он, видимо, им не подошел. Места там хватало только для меня и Салли. Зима приближалось, и нам следовало искать более надежное жилье. Я начал задумываться о том, чтобы перестать скитаться и осесть в каком-нибудь городке. Признаться, в успех замысла я не очень верил, поскольку уже понял, что пройти за баррикады практически невозможно. Единственный выход – попасть в город по полям и затем через дворы или чей-нибудь неохраняемый огород.

Пока я взвешивал варианты, двое мужчин высадили дверь дома напротив и стали обшаривать его. Возник вопрос: сообщать пришельцам о своем присутствии или нет. Мы с дочкой неплохо выживали сами по себе. Нам пришлось покинуть Кена и Рейчел только из-за слухов о том, что незарегистрированных гражданских и тех, кто их укрывает, будут ссылать в концентрационные лагеря. Хозяева показали нам написанную от руки листовку, которую им подсунули под дверь. За три недели мы успели обжиться. Я помогал Кену добывать пропитание; думаю, он это ценил. Рейчел привязалась к Салли. Недоверие прошло, и мы стали напоминать сплоченную семью. Наказание за укрывательство, конечно, отменили почти сразу же после того, как ввели, но нам с неохотой пришлось признать, что надо двигаться дальше. Два дня мы с дочкой шли под открытым небом и ночевали в палатке. Наконец наткнулись на этот свободный дом – в нем хотя бы были кровати.

Я настороженно наблюдал за пришельцами.

Путешествуя в одиночку, легче избегать поимки, однако в составе группы почти всегда можно рассчитывать на нормальное питание. К тому же, не надо постоянно решать, куда идти, где останавливаться и так далее. Какая-никакая, а цивилизация. Хотя свободы, конечно, поубавится.

И одиночество, и присоединение к группе меня ра́вно не прельщали, однако, живя у Кена с Рейчел, мы слушали континентальные радиостанции и наконец узнали, какого размаха достигла гражданская война у нас в стране. Всего за несколько дней после первых перестрелок наступил хаос: воюющие армии распались на группировки разных размеров, причем каждая учреждала свои собственные законы. Территории переходили из рук в руки. Во всех уголках страны народ сбивался в ополчение. Тем временем приток африканских беженцев не прекращался. Без содействия гуманитарных организаций иммигранты рано или поздно прибивались к повстанческим отрядам. Мы на собственном опыте испытали всю неразбериху и суматоху, но только регулярное прослушивание новостей в течение трех недель помогло мне представить общую картину. Стало понятно, что мы с дочкой не одиноки, что таких же гражданских, которые лишились и дома, и работы и были вынуждены скитаться по стране, тысячи, если не сотни тысяч. На мой взгляд, главные жертвы этой войны – именно мы.

Считалось, что бо́льшая часть беженцев сосредоточена в центре и на севере страны, следовательно, условия там более жесткие. На юге беженцев меньше, а значит, выживать легче. Не знаю, откуда у людей такая информация.

Через какое-то время группа занялась обустройством. Появились несколько палаток. Кто-то зашел на первый этаж и набрал два ведра воды. Во дворе разожгли костер и разложили еду.