Фулгрим

Краски на палитре кружились перед глазами Серены, но их тусклость приводила художницу в ярость. Большую часть утра она провела в поисках красного цвета для изображения заката над Лаэраном, но разбросанные вокруг пустые тюбики и сломанные кисти без слов свидетельствовали о постигшей неудаче. На полотне нетерпеливыми карандашными штрихами уже вырисовывался контур картины, которая, по мнению Серены, должна стать ее величайшей работой… Если только удастся подобрать нужный тон красного цвета!

— Проклятие! — закричала она и швырнула палитру в стену с такой силой, что деревянная дощечка разлетелась в щепки.

От разочарования перехватило горло, и дыхание вырывалось короткими болезненными толчками. Серена опустила голову на руки, и вслед за разрывающими грудь рыданиями хлынули слезы.

Очередная неудача вызвала яростный приступ гнева, и она схватила обломок кисти и вдавила зазубренный край в мягкую кожу предплечья. Вспыхнула сильная боль, но, по крайней мере, она ее чувствовала. Кожа лопнула, по расщепленной деревяшке заструилась кровь и немного успокоила ее. Только боль оставалась реальной, и Серена глубже вонзила обломок в тело, наблюдая, как ручеек крови сбегает по бледным полоскам старых шрамов.

Длинные темные волосы слипшимися прядями свисали до пояса и пестрели пятнами засохшей краски, а кожа Серены приобрела нездоровую бледность, как у человека, не спавшего несколько дней. Покрасневшие глаза слезились, а под обломанными ногтями чернела грязь.

После возвращения Серены с поверхности Лаэрана студия приобрела такой вид, будто ее громили какие-то вандалы, но виной тому была безумная жажда творчества, из-за которой недавно аккуратная комната стала похожей на поле битвы.

Желание рисовать вспыхнуло с такой силой, что Серена не могла ему противиться. Жажда творчества была всепоглощающей и немного пугающей… Ее обуяло желание создать произведение, отражавшее страсть и чувственность. Серена заполнила три полотна яркими красками и светом, она работала словно одержимая до полного изнеможения, пока сон не свалил художницу прямо в разгромленной студии.

Проснувшись, она критическим взглядом окинула созданные картины, но увидела лишь грубые мазки и примитивные цвета, не имевшие ничего общего с жизненной силой, запомнившейся после посещения храма. В беспорядке студии Серена разыскала пикты с изображениями храма, величественного кораллового города, его великолепных стройных башен и удивительно ярких небес и океана.

Несколько дней она пыталась воспроизвести восторженные чувства, охватившие ее на Лаэране, но независимо от пропорций смешиваемых красок так и не сумела добиться желаемых оттенков.

Серена мысленно вернулась на Лаэран, вспомнила огорчение, охватившее ее после того, как Остиану отказали в праве подняться на борт катера, а потом виновато призналась самой себе, что печаль исчезла, как только «Громовой ястреб» прорвал пелену облаков и перед ней открылась безбрежная синь Лаэрана.

Такой великолепной, сияющей синевы она никогда не видела и первый десяток пиктов сделала еще до того, как корабль начал спускаться на лаэрский атолл. Полет над парящим городом пробудил в ней чувства, о существовании которых Серена и не подозревала, и ей до боли захотелось скорее вступить в этот чуждый мир.

После приземления летописцев проводили через развалины разрушенного города, и каждый из них с открытым ртом вбирал его удивительные особенности. Капитан Юлий объяснил, что высокие ракушечные башни в течение всей войны испускали пронзительные вопли, но замолчали после того, как были разбиты снарядами и взрывами. Осталось лишь несколько неповрежденных башен, их протяжные крики показались Серене невероятно далекими, пронзительно одинокими и бесконечно печальными.

По пути через груды развалин, оставленных после боев, Серена делала пикт за пиктом, и даже вид растерзанных тел лаэрских солдат не уменьшал страстного желания посетить город, парящий над океаном. Картины чужого мира оказались настолько живыми и энергичными, что чувства Серены не могли воспринять их полностью и ее эмоциональное восприятие было на грани пресыщения.

А потом она увидела храм.

Капитан Юлий и итераторы повели летописцев к входу, и по пути из головы Серены вылетели все мысли, оставив лишь непреодолимое желание войти в это удивительное сооружение. Странное, неудержимое нетерпение овладело всеми, и летописцы с необъяснимой поспешностью устремились вперед.

Пробираясь через завалы обломков, она ощутила странный смолистый аромат и поначалу приняла его за запах ладана, используемый солдатами армии для маскировки зловония запекшейся крови и смерти. Но затем Серена увидела тонкие струйки дыма, которые просачивались из пористых стен храма, и поняла, что запах принадлежит чужеродному миру. На мгновение она слегка испугалась, но, сделав еще несколько вдохов, нашла аромат приятным и успокоилась.