Фулгрим

Но он тотчас отказался от этой мысли, ему показалось, что замена стала бы актом грубейшего вандализма. Тряхнув головой, Фулгрим выбросил раздумья о мече из головы и провел рукой по распущенным белоснежным волосам. Феррус Манус, словно пойманный лев, безостановочно шагал по комнате. Хотя корабли-разведчики уже приступили к поиску коллекторов, он все еще не мог смириться с необходимостью этой навязанной ему операции.

— Феррус, присядь, пожалуйста, — заговорил Фулгрим. — Иначе ты протопчешь в мраморе глубокий ров. Выпей вина.

— Фулгрим, порой мне кажется, что это больше не военный корабль, а летающая галерея, — сказал Феррус Манус, осматривая висящие на стенах картины. — Хотя, должен признать, эти пикты очень хороши. Кто их сделал?

— Летописец по имени Эуфратия Киилер. Мне говорили, что она путешествует с Шестьдесят третьей экспедицией.

— У нее хороший глаз, — заметил Феррус. — Отличные пикты.

— Да, — согласился Фулгрим. — Я подозреваю, что вскоре ее имя будет известно во всех флотилиях.

— А вот насчет этих картин я не уверен, — продолжал Феррус, указывая на серию абстрактных произведений, выполненных размашистыми мазками невыносимо ярких акриловых красок.

— Ты не оценил лучшие полотна, братец, — вздохнул Фулгрим. — Это работы Серены д'Анжело. Аристократы Терры платят за каждую такую картину небольшое состояние.

— В самом деле? — удивился Феррус и наклонил голову набок. — И что же они представляют?

— Это… — протянул Фулгрим, стараясь облечь в слова ощущения и чувства, пробуждаемые цветами и образами картины. Затем он пристально всмотрелся в изображение и усмехнулся. — Это сотворение реальности, построенной согласно метафизическим представлениям самой художницы, — неожиданно для себя самого сказал он. — Автор создает эти аспекты реальности, представляющие собой истинную природу человека. Понять это — значит понять всю Галактику. Кстати, госпожа д'Анжело находится на борту «Гордости Императора». Я могу вас познакомить.

Феррус что-то недовольно проворчал.

— Почему ты хочешь, чтобы все это находилось здесь? — спросил он. — Эти безделушки отвлекают нас от выполнения долга перед Императором и Хорусом.

Фулгрим покачал головой:

— Эти работы станут завершающим вкладом Детей Императора в приведение к Согласию Галактики. Да, еще остались миры, которые предстоит покорить, и враги, которых надо уничтожить, но что это будет за Галактика, если никто не оценит наших завоеваний? Если отказаться от музыки, живописи и поэзии, если будет некому всем этим наслаждаться, Империум станет пустым местом. Искусство и красота в этот безбожный век заменяют нам религию. Люди в своей короткой жизни должны создавать бессмертные творения, это обеспечит вечное величие Империума.

— А я все-таки думаю, что это мешает воевать, — настаивал Феррус Манус.

— Совсем нет, Феррус, основой Империума являются искусства и науки. Если их задушить или растоптать, Империум прекратит свое существование. Как сказано, империи следуют за искусством, а не наоборот, как могут подумать некоторые прозаически настроенные люди, и я предпочел бы неделями обходиться без пищи и воды, чем без искусства.

По лицу Ферруса было понятно, что слова брата его не убедили. Он махнул в дальний угол комнаты, где стояли незавершенные работы:

— Так это тоже предметы искусства? Они выглядят не слишком красиво. Что они собой представляют?

Фулгрим ощутил приступ гнева, но не показал виду.

— Я потакал творческой стороне своей натуры, но там нет ничего серьезного, — ответил он, до глубины души задетый тем пренебрежением, с которым Феррус отнесся к его работам.

Феррус Манус уселся на высокий деревянный стул и налил в кубок вино из серебряной амфоры.

— Как хорошо снова оказаться среди друзей, — сказал он, поднимая кубок.

— Согласен с тобой, — кивнул Фулгрим. — Теперь, когда Император вернулся на Терру, мы так редко видим друг друга.

— И забрал с собой Кулаки, — добавил Феррус.

— Я слышал, — сказал Фулгрим. — Неужели Дорн чем-то разочаровал нашего отца?

Феррус Манус отрицательно покачал головой:

— Я не слышал ничего подобного, но кто знает? Возможно, Хорусу об этом известно больше.

— Тебе следует привыкать называть его Воителем, — поправил его Фулгрим.

— Знаю, знаю, — ответил Феррус. — Но я еще не привык так о нем думать. Ты меня понимаешь?

— Я-то понимаю, но таков порядок вещей, братец, — настаивал Фулгрим. — Хорус стал Воителем, а мы — его генералы. Воитель Хорус командует, а мы подчиняемся.

— Ты прав, конечно. И должен признать, он это заслужил, — сказал Феррус и снова поднял бокал. — Никто не одержал столько славных побед, как его Лунные Волки. Хорус заслужил нашу верность.

— Ты говоришь как его истинный последователь, — усмехнулся Фулгрим, поддавшись искушению подразнить своего брата-примарха.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ничего, — сказал Фулгрим, махнув рукой. — Ну же, признайся, разве ты не надеялся, что сам окажешься на его месте? Разве не хотел всем своим сердцем, чтобы Император назвал регентом тебя?

Феррус энергично потряс головой:

— Нет.

— Нет?