Фулл Хаус

Оставалась самая сложная часть – вынести картину. Однако и здесь все прошло, как по маслу. Ланской настолько впечатлился  высоким статусом  своей похожей на классическую стерву из порнофильмов гостьи, а я очень постаралась, начиная от кожаного платья, заканчивая туфлями на острой шпильке и чулками с ровной полоской шва по задней стороне, что даже возжелал ее, пусть и немного страшненькую. Похлопывая длинной тонкой тростью, специально купленной под образ, по бедру я пообещала наказать плохого мальчика, но после того, как он разденется и будет привязан к кровати с кляпом во рту.

Когда в таком положении голый Ланской понял, что я ухожу, он по началу даже не поверил, мыча что-то нечленораздельное сквозь собственные боксеры запиханные ему в рот. Не очень, если честно интересовало, что хотел сказать мне этот урод. Но про Лену, все же напомнила. Чтоб знал, нельзя насиловать женщин, которые не хотят интимной близости, не смотря на все миллионы и власть.

Уходя из дома, я благополучно забрала полотно Уорхола, заменив его постером, распечатанным намедни в соседнем фотоателье. Самое интересное, Ланской так близко к сердцу принял то, что поутру его нашли голеньким, аки младенца, распятого на собственной кровати с трусишками во рту, что картины хватился через несколько дней, полагая целью моей выходки – исключительно месть за девчонку. Эти два события между собой он не связал, не зная, что мне для того, чтоб вырезать и упаковать картину нужно две минуты. Кроме того, на постере, в углу вместе с веселым смайликом было написано Lucky. А этот тип, по мнению многих,  молодой затейник мужского рода.

И вот сейчас обиженный Ланской сидел напротив меня в каком-то старом заброшенном доме. Меценат, видимо, рассудил, что кончать меня надо на месте, потому что везти для этих целей в Сибирь крайне накладно и бессмысленно.

   – Ну? – спросил, наконец, он после длительного молчания.

Я, улыбаясь, рассматривала своего оппонента. Удивительно глупо будет умереть от руки вот такого ничтожества. Серьезно. То, что меня запланировано собираются отправить на тот свет, и дураку ясно. Вряд ли мы поплачемся друг другу на несправедливость этого мира и разойдемся в разные стороны.

  – Что, ну? – закономерно поинтересовалась у Ланского. – Я тебе что, лошадь?

  – Не "тебе", а "Вам". – отрезал меценат, сверкая грозным взглядом.

  – К чему же такие сложности. Думаю, вполне можно допустить панибратство с тем, кто меня вскоре убьет.

  – Умная девочка. Знаешь, меня это больше всего удивляет. То, что ты – баба. Неужели спокойно не сиделось? Зачем тебе все это?

Я бы, конечно, могла рассказать ему о том, что память о погибших родителях не дает мне покоя, что  почти каждую ночь, до сих пор сниться брат, что десять лет я смотрела на человека, который спокойно забирает жизни у посторонних и неизвестных ему людей, просто за бабки.   Уж кому-кому, а мне доподлинно известно, жить нужно здесь и сейчас, потому что судьба такая сучка, в один момент перевернет все с ног на голову и выкинет тебя на обочину жизни. Это  в лучшем случае.  А так-то, если что, и земелька родная примет раньше срока. Сегодня ты есть, а завтра – горка под травой на кладбище. Вот только разводить душевные разговоры с такой падалью желания не было.

  – Ты, наверное, рассчитываешь на своего воспитателя? – Вдруг спросил Ланской, противно улыбаясь.

Я напряглась, всей душой надеясь, что мне послышалось.

  – Да, да, красотка. Этот Разумовский сдал мне вас обоих с потрохами. Еще пару недель назад. У нас была договоренность, что я выжду тот срок, который он назовет. Видимо, прилично ты парню насолила. На данный момент, думаю, твой опекун, скорее всего, уже мертв. Тоже мне, суперпрофессионал. И я очень просил исполнителя убивать медленно, растягивая мучения. Для начала, его должны ранить достаточно сильно, чтоб не мог оказать сопротивления. Потом, по моему желанию, старику вырвут зубы, ногти, язык. Видишь ли, я хочу, чтоб ты подыхала, зная,  по твоей вине мучался и погиб тот, кто воспитал такую красотку. Ну, ведь трахалась поди с ним? Признайся. У тебя же на лицо написано, какая ты развратная шлюшка.

Второй раз в жизни я бросилась на того, кто заведомо сильнее. Тогда, десять лет назад не смогла, к счастью, достать зубами до шеи врага, а вот теперь получилось. Ланской взвыл не своим голосом, а стоявшие рядом двухметровые верзилы с опозданием кинулись ко мне, оттаскивая от шефа, но не в силах разжать мою челюсть, которая рвала его противную намасленную духами кожу.

Последнее, что я помню, это сильный удар по голове, заставивший меня все же выпустить мецената и  погрузивший мое сознание в темноту.

Двенадцатая глава