Фунгус [litres]

Дрожащими пальцами ему удалось открыть коробочку «Алленбуриса». Врач предупредил, что в день нельзя принимать более трех таблеток, иначе можно умереть от передозировки. «Ну и что из того?» – сказал себе Эусеби. На самом деле он уже был мертв. Ему нужны были всего десять минут жизни, какая-нибудь четверть часа. Он высыпал на ладонь все содержимое коробочки, все оставшиеся таблетки, но, когда бедняга уже собирался их проглотить, кто-то ущипнул его под коленку. От неожиданности рука дрогнула, и таблетки рассыпались. Тут Эусеби обернулся и остолбенел: откуда ни возьмись, на него выскочила гусыня мышино-серого цвета, гогоча и размахивая крыльями. Фотограф встал на четвереньки и в темноте принялся на ощупь искать таблетки. Чудовища, которые раньше напирали сзади, теперь перелезали через него, грозя затоптать, и оказывались впереди, двигаясь по туннелю с криками стервятников, почуявших добычу. Гусыня возмущенно гоготала и склевывала таблетки: одну, другую, еще и еще. Пальцы Эусеби ощупывали камни, натыкаясь то на гусиные лапы, то на мокрые длинные пальцы чудовищ, напоминающие корни древних растений. Прикоснувшись во мраке к их холодным когтям, фотограф взмолился: «Господи, еще несколько минут!»

Согбенное тело Эусеби Эстрибиля, громоздкая камера Зана-Маринетти, гусыня и чудовища образовали в узком коридоре пробку. Монстры тоскливо стенали, словно потерявшие мать телята. Каркун вернулся назад и закричал:

– Какого черта здесь происходит?

Чудища перестали толкаться и замерли. Эусеби нащупал таблетки: три, четыре, шесть. Он проглотил их все разом вместе с крошками железистого щебня, рыгнул, икнул, кашлянул один раз, потом другой. Большая доза cocaine быстро оказала на него действие. Фотограф поднялся на ноги и воскликнул:

– Извините!

Шествие двинулось дальше.

Когда они добрались до нужного места, Эусеби испытал приятное удивление: комната под самым сводом горы очень отличалась от виденных им раньше помещений. В стенах были пробиты узкие щели, пропускавшие свет, а напротив двери открывалось огромное окно. Все это обеспечивало отличное освещение. К сожалению, день выдался пасмурный, и облака в буквальном смысле слова заглядывали в окно. В комнате царили влажная серость и грусть, воздух окрашивали оттенки морского пейзажа где-нибудь в Голландии. Однако фотограф счел, что такая обстановка ему подходит: было бы несправедливо окружать этих надломленных персонажей ореолом солнечных лучей.

– А теперь что нам делать? – поинтересовался Каркун.

Его слова означали, что он целиком отдается во власть фотографического искусства: это была область техники, на которую его могущество не распространялось. С этого момента всем распоряжался Эусеби. Он установил треногу и привинтил к ней огромную камеру цирюльника. Комната наполнилась чудовищами, которые опасливо скользили вдоль стен, из сотен глоток вырывалось мычание, словно мимо брело стадо недоеных коров. Любезно, но одновременно твердо фотограф произнес:

– Садитесь, пожалуйста. Могут вам принести какое-нибудь кресло?

В один миг множество рук, подобных волокнам растительной паутины, взметнулось вверх и сообща доставило ему деревянный деревенский стул. Каркун уселся спиной к огромному окну, за которым виднелась пелена тумана, и посадил себе на колени гусыню. Эусеби чрезвычайно вежливым, но не терпящим возражений тоном заметил, что птица не к месту и только мешает композиции. Зловещий Каркун поразмыслил, схватил гусыню за лапы и отбросил прочь, как пучок моркови. В полете птица пару раз по-куриному взмахнула крыльями и врезалась в стену туловищ. После этого Каркун гордо выпрямил спину, задрал подбородок и прижал к груди пистолет. Менее всего Эусеби мечтал получить парадный портрет: ему хотелось избежать композиции, не позволяющей видеть душу человека. Фотографировать безжизненную статую смысла не имело. Тем не менее он сказал лишь одно:

– Пожалуйста, пусть она тоже встанет рядом.

– Она? – удивился Каркун.

Но сейчас командовал Эусеби.

– Именно так, она, – настойчиво повторил он.

Печальная Дама встала справа от Зловещего Каркуна. Туман обволакивал обоих, словно холодный полупрозрачный дым, серый, как морские глубины в пасмурный день. Женщина положила руку на плечо своему спутнику. Означал ли этот жест проявление нежности? Вторую руку она вытянула вдоль черного платья. Эусеби заметил, что длинный указательный палец Дама выразительно направила в пол. Там на пыльном полу кончик ее носка вывел: «Армия, Тарб». Тарбом назывался ближайший французский городок. Она хотела написать что-то еще, но в этот миг Каркун начал нетерпеливо кричать и браниться: потребовал вина и приказывал Эусеби поспешить. Пришлось фотографу успокоить скандалиста: приготавливая трубку с магниевой пылью, он объяснял своему клиенту весь процесс. Сначала установить фокус камеры, затем поднять магниевую трубку. Стоит нажать на спуск, и магний вспыхнет – комнату озарит яркий свет. И тут фотографа осенило: как отреагируют на вспышку монстры? Каркун захихикал:

– Пусть только посмеют вас тронуть, мигом отлуплю палкой.