Фунгус [litres]

Кривой объяснил бы ему, что власть – истинная Власть, законная и долгосрочная, – лежит у всех на виду и обнаружить ее нетрудно: она прячется в душах отверженных и изгоев, среди бедных и несчастных, в толпах тех, из кого состоит прах земной. Кривой объяснил бы ему, что власть сосредоточена в руках заблудших, потерпевших кораблекрушение и живущих в нужде; она принадлежит нищим, голодным и умирающим от жажды. Калекам. Тем, кто стоит на самых низших ступеньках общества. Наибеднейшим. Покинутым и непонятым. Осужденным и прокаженным. Чудакам и пришельцам из дальних стран. Незначительным и неудачливым. Темнокожим и всем тем, чья кожа отличается от нашей. Невезучим и безобразным.

Таков был бы ответ Кривого. А еще он бы рассказал Касиану, что власть имущие правят лишь потому, что власть им доверили, что великие люди ничего из себя не представляют, если у них нет поддержки снизу. Что именно эти люди – поруганные, забытые и лишенные голоса – на самом деле сажают на трон королей всех сортов и их поддерживают. Без их согласия ни один из правителей существовать не может, потому что Власть, истинная Власть принадлежит им – этому быдлу, этому презренному стаду. Власть сокрыта среди толпы, которая доверяет только языку чувств. До поры до времени эти люди ничего о ней не знают, но наступит день, когда они догадаются: Власть в их руках, мир принадлежит им. Так было испокон веков, так же будет и дальше. Им дано право создать Новый Мир. И они это сделают, если в один прекрасный день попытаются расширить свои представления о судьбе. Им нужно одно: научиться мечтать, обрести мечту.

К несчастью, эти слова было бы полезно услышать не Касиану, слишком тупому, чтобы хоть в чем-либо разобраться, а самому маленькому и смышленому из фунгусов.

Ибо в то самое время, когда Касиан лежал в остале, связанный по рукам и ногам, Хик-Хик обратился в бегство, а Кривой прощался с жизнью, Коротыш сделал для себя открытие: хоть фунгусы и лишены печени, сердца и почек, зато они способны испытывать страх и даже плакать. Из его золотистых глаз катились тускло-желтые капли, склизкие и густые, как растительное масло. Они были теплыми и гораздо более солеными, чем у людей. Коротыш бежал, отчаянно перебирая десятью своими короткими ножками, и прекрасно понимал, что предал собратьев. Далеко за его спиной по-прежнему грохотало сражение. Люди уничтожали фунгусов, и Коротыш чувствовал ответственность за нечто большее, чем проигранная битва. Его дезертирство привело к гибели всей их большой семьи. Маленький фунгус в полном одиночестве брел куда глаза глядят, обливаясь слезами, и чувствовал только усталость. «Я устал, очень устал», – повторял он про себя.

Коротыш не знал, куда держит путь, и слонялся без цели, словно угорь в мутной воде, пока не оказался на поляне, которую сразу узнал. Он был здесь в тот грустный день после Великой битвы.

Это было кладбище в Наклонной долине, где похоронили сотни павших в сражении фунгусов. В тот день они вырыли ямы и поставили в них неподвижные тела собратьев, закопав их до пояса. Почему они так поступили? Никто из них не ведал ответа на этот вопрос, но в глубине души все понимали, что это решение правильное. Закапывая тела до пояса, фунгусы возвращали их в то положение, в котором они находились до того, как обрели сознание. Так им давали призрачный шанс снова пустить в землю корни и когда-нибудь пробудиться.

Коротыш кружил по Наклонной долине, и перед ним представала самая ужасная картина из всех, какие довелось видеть его желтым глазам.

Закопанных по пояс фунгусов сожрали черви, от большинства оставался лишь цилиндрический пенек, прочее же исчезло, съеденное насекомыми и смытое дождями. Тут и там виднелись обломки безглазых голов. Толстые, точно сосиски, извивающиеся черви высовывались из пустых глазниц, из изъеденных и трухлявых туловищ. Одни – белые, другие – черные. Ни единого фунгуса не миновала страшная участь: трупы огромных грибов разлагались, гнили и разрушались.

Из уст Коротыша вырвался жалобный стон. При виде страшной картины у него опустились руки, им овладела бесконечная и в то же время невесомая тоска. Ему хотелось бежать, бежать от себя самого, но бежать было некуда.

Устал… устал… ужасно устал…

Он нехотя побежал, но вскоре ему пришлось перейти на шаг, потому что сил не оставалось. Коротыш зашагал вверх по горной тропинке и двигался вперед и вперед, пока не набрел на остатки снега, лежавшего перламутровой пеленой на вершине безымянной горы. Идти дальше он не мог.

Он лег на землю, и ледяной покров принял его, словно уютная постель. Маленький фунгус утопил в снегу свои руки, все сто пальцев, триста пальцев. «Какая неимоверная усталость», – равнодушно подумал он. Желтый флаг по-прежнему оставался при нем. Коротыш покрыл им лицо, словно желая соорудить себе последнее убежище, опустил толстые веки и закрыл глаза.

И тут произошло невозможное.