– Знаешь, почему ты не можешь летать, гнусная птица? Потому что у тебя слишком большие крылья! – бранил он ее, не вылезая из укрытия, словно заигравшийся мальчишка.
И сам расхохотался своей шутке. Потом сделал еще один глоток из бутылки и захрапел под столом.
Кривой и триста его фунгусов в отчаянии смотрели в небо над горой: где же, где красная ракета? Хик-Хик приказал напасть на солдат только тогда, когда в небе разорвется ракета. А ее не было.
По ту сторону реки по-прежнему гибли фунгусы. Со своего места Кривой видел, как на том берегу развевается знамя, но колыхалось оно не от ветра, а от пуль. А внизу под флагом стоял Коротыш. Древко знамени было не просто палкой, а непомерно длинной конечностью маленького фунгуса, которую он обычно прятал под мышку. Как и предполагал Хик-Хик, солдаты палили по знаменосцу, движимые древним инстинктом, обитающим в душах воинов во все времена и побуждающий их нападать на штандарт неприятеля. Пули терзали флаг и убивали монстров вокруг него. Небольшой рост очень пригодился Коротышу: поскольку он был маленьким, пули поражали собратьев, толпившихся вокруг знамени, но не его самого. Трупы погибших товарищей, чьи головы устилали землю, словно щиты гоплитов, образовывали вокруг Коротыша мрачную баррикаду, защищавшую от вражеского огня. Было очевидно: Коротыш не выйдет из этой схватки целым и невредимым. Пули пробивали ткань и иногда задевали длинную руку-корень, хотя та была очень тонка. Стрельба не прекращалась, и рано или поздно наступил момент, когда рука не выдержала и отлетела, словно срубленная ветка, а вместе с ней упала и желтая ткань с символом в центре. Но Коротыш не сдавался – вот уже вторая рука-ветка поднялась вверх. Она была тонкой, но прочной, а на конце упругого щупальца по-прежнему развевалось знамя.
Кривой понимал, что Коротыш и фунгусы, толпящееся вокруг знамени, долго не протянут. Однако приказ Хик-Хика звучал однозначно: «Не начинай атаки, пока не увидишь в небе красную ракету». Кривой мечтал прийти на помощь Коротышу и прочим фунгусам. Но ракета не взлетала.
И тут это произошло.
Кривой поднес к голове руку с пятьюдесятью пальцами. Он только что
Кривой широко разинул пасть, его челюсти распахнулись, словно раскрытый капкан. С физиономии исчезло выражение обиженного ребенка, который едва сдерживает слезы. Он завизжал. Звук был протяжным: казалось, с огромного трансатлантического корабля с металлическим скрежетом спускают за борт якорь. Кривой бросился вперед, за ним устремились триста фунгусов, чьи глотки ревели, подобно железным трубам, и атака началась.
Солдаты, находившиеся в последних рядах полка, не слишком интересовались битвой. Самые молодые, а значит, и самые нетерпеливые, вытягивали шеи, чтобы посмотреть через головы товарищей, как идет бой. Самые опытные курили, усевшись на камни, некоторые из них поглядывали в небо. Там собирались тучи, и пехотинцы боялись, что хлынет дождь: армейские плащи до того худые, что промокают даже от росы. Большинство солдат, которым поручено было следить за тылом, задачи своей не выполняли. Как вдруг они увидели, как на них несется толпа чудовищ. Все случилось так неожиданно, что военные не успели подготовиться к обороне, да фунгусы бы и не позволили. Кривой ворвался в ряды солдат, раскинув руки, и острыми когтями крошил на своем пути все и всех. За ним следовали триста разъяренных монстров, которые рубили, резали и кололи людей и лошадей, попадавшихся им под руку. С оглушительным визгом чудища бежали на своих проворных и мощных ногах, разевали пасти, полные зубов-шипов. Подобно штормовой волне, смели последние ряды солдат, а затем в порыве дикой ярости принялись переворачивать и крушить телеги, словно особенно ненавистно им было сочетание животных, колес и деревянных платформ. Они вспарывали лошадям животы и неслись дальше, отрывая руки и ноги у людей, добивая раненых.