Функция: вы

– Мне на пятнадцать этажей выше, – молвила функция. – Было бы грубо не поприветствовать вас. В любой ипостаси Дедал – мой личный гость, редкие визиты которого годами предваряют трагедии. В равной степени это порождает во мне как почтение, так и тревогу, и, чтобы справиться с ними, личную встречу я всегда предпочту записям с камер.

Ее новый голос гипнотизировал даже сильнее, чем у девушки в пентхаусе с гобеленами. Растопленные акцентом, как сливочное масло, слова вливались в сознание, минуя предвзятость и сомнения. Конечно, после вчерашнего у меня их осталось по минимуму – я не строил иллюзий, что госпоже-старшему-председателю можно противостоять, – но на лице Ольги еще отражалась мучительная внутренняя борьба.

Наконец она шагнула внутрь. Я проследовал за ней. Двери лифта сомкнулись, и кабина мягко вошла в невесомость.

– Если вы не вмешиваетесь, – сказала Ариадна, – о каких других участниках речь?

Госпожа-старший-председатель задумчиво переставляла освежители воздуха. Все они были с ароматом еловых шишек.

– Мы договорились, что я создам условия максимальной открытости и не воздовлею над людьми, которым вы решили задать вопросы. Так тому и быть. Вы ищете истину. Мы тоже. Но для вас истина – краткосрочный, вынужденный интерес. Мы же за тысячелетия мифологических кулис и восемьдесят лет содружественного осваивания мира приложили немало усилий, чтобы отыскать кратчайший путь к ней.

– Кто еще будет на встрече? – повторила Ариадна, иммунная к певучести ее доводов.

– Кто-то, кому вы сможете задать вопросы. И кто, возможно, станет задавать свои. Не поймите меня превратно. Речь не о контроле над вашими изысканиями. Но вопрос всегда подчинен цели вопрошающего и определяет ответ в том же смысле, как бокал определяет форму воды. Ограничивает. Изолирует в звуке одного голоса. Истина же – это полилог. И в том, что вы услышите ответы на вопросы, которые не думали задавать, и ответите на вопросы, что не желали слышать, возможно, в этом я действительно беру ноту контроля. Над непредвзятостью вашего разума.

– Какая уж тут непредвзятость, – процедила Ольга. – Вы меняете договоренности на ходу. Буквально!

Она ткнула пальцем в панель справа от двери, где мигали цифры стремительно летящих этажей. Два десятка уже лежало под нами.

– Вы путаете наши договоренности с вашим восприятием их. Объективная истина, высеченная из полилогичных, не утвержденных в твердых формах правд, – вот о чем мы договорились. Что ни один голос, и мой в том числе, не заглушит остальные. Что каждый узнает все – а не только то, что он хочет. Вы же, госпожа преемник, хотели достичь истины в один отрепетированный рывок. Марш-броском троих на одного. Так не получится. Я забочусь о своих людях не меньше, чем вы о своих.

Как бы я хотел предупредить Ольгу, что госпожа-старший-председатель видит ее мысли. Что, будучи в сотне мест одновременно, сто первым она всегда избирала голову собеседника. Но я не должен был об этом знать. Как и Ольга – только-только догадываться. Вот, сейчас, буквально через пару секунд…

– Вы не имеете права… – выдавила она, еще не поняв, но уже почувствовав.

– Если вам нечего скрывать, – промолвила функция, – разве это должно вас тревожить?

Лифт остановился. Двери разъехались. Я увидел мужчину в дорогом костюме, с тонкой проседью на висках и пустой кружкой из красивого бутылочного стекла. Я узнал его. А он узнал женщину за уборочной тележкой. Судя по изменившемуся выражению лица, на утро у Лака Бернкастеля были другие планы.

– Доброе утро, – молвила функция.

– Прошу прощения, – мгновенно сообразил тот. – Я сейчас же воспользуюсь другим…

– Проходи.

Лак Бернкастель посмотрел в кружку, позволяя себе секунду задумчивого промедления. За энтропом лежал белый, абсолютно пустой этаж, будто только что очищенный от стройматериалов.

– Господин советник?

– Госпожа-старший-председатель. – Он поднял голову, оглядел нас и вежливо кивнул. – Господа преемники.

Энтроп шагнул внутрь. Двери закрылись.

Я бросил на Лака Бернкастеля пару косых взглядов, и на третий он тоже посмотрел на меня. Чуть менее косо, чуть более вопросительно. Я хотел понять, учитывая события вчерашнего дня, хорошо или плохо, что он оказался здесь вместе с нами. Но кажется, энтроп сам этого не знал.

Лифт остановился еще раз. Двери разъехались, впуская гул огромного пространства и множественных голосов.

– Ой, господин Бернкастель! – воскликнула женщина прямо перед нами и с трудом откатила тележку, на которой лежала груда офисной техники. – Прошу прощения. Я воспользуюсь…

– Воспользуйтесь, – перебила ее госпожа-старший-председатель. – И отойдите. Вы загораживаете вид.

Лак Бернкастель извинился сразу за все, и пару раз на будущее.

А вид правда был. С моего ракурса я видел оранжевые диваны, лабиринт полупрозрачных, оклеенных цветными полосами перегородок и сад античных скульптур, из увечий которых росли цветы и саженцы деревьев.

Что было в другой стороне, я не видел, но слышал компанию громко говорящих людей. Некоторое время Лак Бернкастель молча смотрел на них, затем спросил:

– Мне позвать его?

– Он заметил нас?