– Но, погоди… – тихо промолвил я. – Разве в обычной жизни принцип камня-ножниц-бумаги работает?
– Редко, – ответила Ариадна. – Но ты же слышал. Это ее любимая игра.
Отстранившись от кружки, Лак Бернкастель заметил нас и учтивым кивком пригласил к столу.
– У вашего советнейшества озадаченный вид, – заметила Мерит Кречет, когда все наконец расселись. – Семидесятые были не очень?
Лак Бернкастель отставил кофе. Над черной непрозрачной гладью причудливо вились ростки пара.
– Кофе превосходен. Я озадачен своим присутствием здесь. Госпожа-старший-председатель не погружала меня в аспекты работы господина Обержина.
Отец Кристы листал одну из папок, явно не читая. Страницы в прозрачных файликах бликовали под светом мелких потолочных диодов.
– Тебе не нужно их знать, чтобы утверждать: «Эгида» – не черный лебедь.
– И все же я здесь. Хотя свое заключение мог дать еще в лифте.
Мерит Кречет откинулась на спинку стула:
– Планы ГСП неисповедимы…
– Планы ГСП – это математика. – Отец Кристы захлопнул папку и поднял взгляд. – Планы ее давнего соратника – другой вопрос.
Ольга вскинула бровь:
– Прошу прощения? На одного из наших людей совершено покушение. Мы здесь, чтобы узнать почему.
– Покушение? – прохладно уточнил Роман Гёте. – Полагаю, это значит, один – ноль.
– Два – ноль, – поправила Мерит Кречет. – Считая Охру.
– Два – ноль, – легко согласился он. – Еще два держим в уме. Или же, влезая в дела Обержина только потому, что они продолжаются без Обержина, вы намекаете, что, в отличие от вас, нам свои люди безразличны?
Ух, с тоской подумал я. Это будет быстро.
– Бо́льшая часть документации отцифрована для патентного комитета и наблюдательных советов. Но ГСП сказала предоставить всё, – Мерит Кречет кивнула на папки, – и я вытащила всё. Здесь, в общем-то, много рабочих записей, технические всякие… штуки. Ян писал докторскую, фиксировал каждый миллиметр прогресса. Поэтому так много. Ни в чем себе не отказывайте.
Среди темно-синих томов и рабочих планшетов я не мог не заметить всплеск цвета, сигнально-желтого. Папка с анализами, перекошенная от гармошек грамм и бесчисленных скоб, лежала там, где у нее был шанс спасти маму Кристы, – под правым локтем ее отца.
– Когда вы откроете каталог, первым будет черновик автореферата. По существу, это финальная версия, осталось добавить гиперссылки. Она даст вам обобщенное понимание, без углублений в расчеты.
Ольга подобрала планшет и нахмурилась:
– А нельзя чуть покороче?
– Короче только в марафонах по исполнению желаний, – сообщил Роман Гёте.
Едва отведя кружку от лица, Лак Бернкастель вздохнул и снова сделал глоток кофе.
– Да пожалуйста. – Мерит Кречет кивнула. – «Эгида» – это органический имплант, содержащий бактериальный препарат, колонию атра-каотики-суммы. Всем спасибо за участие.
– Вы что, заражаете людей микробиомом синтропа? – не поняла Ольга.
– Не заражаем, а вживляем органический имплант. Ты уверена, что «короче» вам подходит?
Раздраженно фыркнув, Ольга включила планшет, и на экране прогрузилось полотно мелкого печатного текста. Я тоже покосился на него, но с моего места по правую руку от Ольги слова больше угадывались, нежели читались.
– Цель нашей работы – глобальная переадаптация человека. Первые подготовительные шажки. Генетические схемы, в сущности, безграничны, но предел их развертки определен способностью организма абсорбировать ресурсы окружающего мира, превращая их в энергию. У человека эта способность не впечатляюща. Твердая троечка в школе эволюции. Может быть, имея другую историю, мы довольствовались бы тем, что есть, и затыкали точечными прорывами в генной инженерии самые очевидные изъяны. Но не с такими таксономическими соседями. – Мерит Кречет кивнула на Лака Бернкастеля. – Исследования свойств обеих форм атра-каотики не прекращаются с конца Второй мировой, и их перенос на практику был лишь вопросом времени. Взаимовыгодная интеграция наших видов – главный ориентир и миссия проекта.
Ольга прокручивала автореферат быстрыми, нервными рывками. Сцилла над ее правым плечом разливала по воздуху металлический звон.
– В чем конкретно заключается интеграция? Вы вживляете бактерии, дальше что?
– Дальше – светлая эпоха трансгуманизма, – развела руками Мерит Кречет. – У нас с коллегами много биологических различий. Состав микробиома является одним из фундаментальных. С митохондриями в одноклеточном мире подфартило всем, атра-каотика же в обеих формах – приобретение многоклеточного организма, и нам еще только предстоит в полной мере реконструировать ее блестящую эволюционную карьеру. Но уже сейчас понятно, что симбиоз человека с непатогенной синтропической формой инициирует в организме-носителе взаимосогласованный ряд биохимических процессов, формируя принципиально новый пакет приспособлений и компенсаций. Иными словами, «Эгида» прививает человеку лучшее из физиологии синтропа. Все еще не звучит знакомо?
Ольга закатила глаза:
– Мы что, похожи на физиологов?