Функция: вы

– Нет, пусть ответит! Вымахал смелым – так пусть скажет в лицо: нет, мне плевать на чужую жизнь, пошел на хрен! В лицо, а не как в прошлый раз, окей?!

Мару тащит его к выходу, как неисправную багажную тележку. Минотавр буксует, косит в сторону, но Мару сильнее. Человек, защищающий слабого, часто сильнее всех.

– Погоди, – прошу я. – Погодите.

Они останавливаются и смотрят на меня. И хоть мысли их диаметрально противоположные, лица выражают одно и то же. Они понимают: что бы я сейчас ни сказал, это подведет черту.

И я говорю:

– Я не знаю.

Мару вздыхает:

– Это нормально. Мы взвалили на тебя тяжелейшую ношу.

Минотавр фыркает:

– Это не ответ. А ты трус.

Мару пихает его:

– Оставь парня в покое.

Минотавр брыкается:

– Да вы задолбали! Оба!

Они снова ссорятся, из-за меня, и это невыносимо. Они же друзья, они лучшие друзья, они, черт возьми, такие друзья, каким мне ни для кого не стать. Но тогда что я делаю между ними? Почему решил прийти именно сюда? На что по-прежнему надеюсь, ожидая признания от существа, способного воскресить мертвого?

– Ой, в жопу всё! – провозглашает Минотавр в самый лучший день с начала года.

И я говорю:

– Хорошо. Я согласен. Давайте сделаем из нас дубль-функцию.

Глава 12 Камень, ножницы, бумага

Я не проспал, но мы все равно опоздали. По понедельникам в подземке шла борьба за выживание, к которой я оказался не готов. Но когда мы отыскали Мару, Виктора и Ольгу, ждущих на парковке, на крыше одной из пассат стояли подписанные стаканы с кофе, шелестела раскрытая пачка печенья и все выглядело так, будто половина десятого было традиционным временем для позднего завтрака на гостевой парковке Эс-Эйта.

– Да-да, – кивнул Виктор на мои объяснения. – Час пик. На дорогах то же самое.

– Вот поэтому восьмичасовой рабочий день негативно сказывается на ментальном здоровье, – хмыкнул Мару и пододвинул мне печенье. – О, Ариадна! Какое красивое платье! Тебе очень идет.

Угрюмо молчавшая Ольга поглядела так, будто «красивое» значило «короткое, красное и кружевное».

– Разве нам не к девяти? – пробормотал я, подхватив стакан со своим именем.

– К девяти? – насмешливо переспросил Мару. – Я так сказал? О, я имел в виду к десяти, конечно. Девять – все-таки рановато. Кто-то мог и опоздать.

От его радиоактивной бодрости хотелось заслониться. Помножив недосып на энергетик, я словил в метро морскую болезнь и теперь думал лишь о собственном всезаживляющем завтра, до которого оставалось плюс-минус три часа.

– Вот, держите. – Мару вытащил из пассаты два планшета. – Страниц много, читать не обязательно. Вик все проверил. Листайте сразу к подписям.

– Соглашения о неразглашении? – спросила Ариадна, забирая оба.

– Да. И они невиданно лютые. Например, обо всем, что госпожа Кречет поведает, вы не сможете рассказать даже нам.

Ольга демонстративно отвернулась.

– И что нам делать с тем, что мы узнаем? – уточнил я, поглядывая в ее сторону.

– Я составил список вопросов, которые мы зададим вам по возвращении, – сказал Виктор. – На них не нужно будет отвечать вслух. Мы посмотрим на реакцию.

Тут я, конечно, совсем растерялся:

– Это непохоже на хороший план…

– О, – улыбнулся Мару. – Я не называл его хорошим.

– Не знаю, что по вашей части, – парировал Виктор, – но мои вопросы юридически вполне себе.

Он деловито отсалютовал стаканом. Мару безмятежно рассмеялся.

– И почему мне всегда казалось, что ты экономист? – перевел я растерянный взгляд на Виктора.

– Потому что я экономист. По второму образованию.

Ольга так выразительно фыркнула, будто по первому он убивал людей.

Я опустил глаза, чтобы не выдать себя. Ведь они по-прежнему думали, что искры украдены, а жизнь Минотавра под угрозой, но все равно так просто, так честно вели себя, что сквозь морок изнурительных выходных меня пробрало чувство вины.

– Нам дадут документы, – наконец вступила Ольга. – Займись ими. Найди хоть что-нибудь.

Я не сразу понял, к кому она обратилась. Но пауза, затягиваясь, становилась все однозначнее. С привычным постоянством игнорируя окружающих, Ариадна читала что-то на планшете.

– Это тебя, – коснулся я ее плеча.

Ариадна посмотрела на меня, потом на Ольгу.

– Что-нибудь – это что?

Мару откашлялся:

– Мы все должны отдавать себе отчет: это показной акт миротворчества. Рассекречивая спустя столько лет «Эгиду», госпожа-старший-председатель хочет дать понять, что им нечего скрывать. Но мы знаем, что это не так. А они знают, что мы знаем. На проекте что-то произошло. Нужно выяснить, что́ Минотавр вообще делал там, из-за чего они поругались с Обержином и почему он передумал. Мы же знаем – Минотавр не умеет передумывать.

– Считаешь, у них есть рычаг давления? – спросил я.

– Не знаю, – вздохнул Мару. – Но мне очень не нравится, как ведут себя Фиц с Элизой. Очевидно, что они вовлечены во что-то небезопасное. Это сказывается на их душевном здоровье.

Я вспомнил ночь. Изможденные бледные лица. И что случилось, когда я перегнул. Забери офелий, писал Минотавр кому-то. Жду среды, пообещали ему. Чем бы ни закончилась встреча с Мерит Кречет, я должен был рассказать Мару хотя бы об этом.