– Да, – мгновенно откликается Минотавр. – Функции синтропа сцепляются сигнатурами. Это что-то вроде ментальных нуклеотидов. Так его психика не рассеивается, дрейфуя по системе. Как в космосе, только внутри высшей нервной деятельности эволюции. Психика же – отражение окружающей действительности посредством деятельности мозга. Ключевое слово –
– Мне семнадцать. Как думаешь?
Он отмахивается. Он вообще обо мне не думает.
– После авторизации вы не станете дубль-функцией в полном смысле слова. У Ариадны слишком мало активных сигнатур. Остальные находятся как бы в отключенном состоянии, за них невозможно ухватиться. Но кое-чего неспящего мы все равно наскребли, примитивный психический базис, доставшийся ей от эволюционных предков. Этими базисами вы и склеитесь, и тогда ты, твои сигнатуры, твое присутствие станут постоянным фоновым раздражителем для ее психики. В идеале нам нужно… ну, как бы… напротив каждой ее сигнатуры, – Минотавр выставляет ладонь ребром, – расположить твою сигнатуру, – он поднимает вторую, – и чтобы она постоянно посылала какой-то сигнал. – (Я вздрагиваю от пары хлопков.) – Ты очень облегчишь себе труд, если оборудуешь рабочее место правильным набором устройств ввода-вывода. Телевизорами какими-нибудь. Понимаешь?
Я почти закатываю глаза. Он это замечает.
– Я про то, как ты соструктурируешь систему, чтобы добраться до ее сигнатур, – раздраженно поясняет. – Ты же как-то интерпретируешь массивы, которые воспринимаешь? Объектно?
– Я ничего не интерпретирую. Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь.
Минотавр замирает, бросает взгляд на Мару.
– Он живет с тобой и до сих пор не шляется по массивам Дедала?
– Полагаю, Дедал оставил его префронтальную кору для естественного дозревания, – пожимает плечами Мару. – А без нее их не то что интерпретировать, а даже воспринимать сложно.
– Погоди, сколько… – Он снова смотрит на меня. – А. Да. Семнадцать. Тогда зачем ему уджат? Он же так мозг сварить может.
– Спроси у себя двадцативосьмилетнего.
Теперь Минотавр закатывает глаза. И за того себя тоже.
– Ладно. Плевать. Функции в дубле – сообщающиеся сосуды, ты сможешь пользоваться ее префронтальной корой. Потом дорастешь. Мару научит тебя своим прошаренным медитациям, или, на худой конец, будешь работать вместо сна. А работы предстоит много. Поначалу сигнатуры Ариадны будут буквально
– Сколько?
– Три? Тридцать? – Минотавр пожимает плечами. – Сложно прогнозировать ничего из ничего. Но прогрессия обещает быть алгебраической.
– А потом? Когда она все поймет?
Минотавр приподнимает бровь.
– Что, если Ариадна не захочет быть дубль-функцией? – продолжаю я. – Мару верно заметил, она меня даже не знает. Мы не даем ей выбора.
Минотавр кривится. Он хочет сказать: слишком мелочно. Он имеет в виду: слишком человечно.
– Сейчас она все равно что мертва. А с тобой будет жить. И в обмен на бесценный дар жизни, что ж… ей придется смириться. Мы все с чем-то миримся, ребенок. Ты – еще приличный вариант.
– А если я откажусь, кого ты тогда попросишь?
Минотавр молчит, и в напряжении лица его угадывается вопрос, какого черта мы заходим на второй круг.
– Ты вообще рассматривал вариант, что я не захочу?
– Нет.
– Почему?
Минотавр фыркает.
– Тебе все равно, – знаю я.
– А если так? – огрызается он. – Почему чужая жизнь должна зависеть от того, пойдем ли мы потом есть мороженку?
Мару стонет, и вклинивается между нами, и, кажется, что-то пытается сказать.
– Ну да, – цежу я. – Конечно. Ничего не зависит от того, как люди к тебе относятся, пока тебе от них что-то нужно. Очень удобно.
– Ты на кого шуршишь, пакетик?! – рявкает Минотавр. – Ее спасение – моя обязанность, а не хотелка.
– Думаешь, кто-то верит, что ты напрягался бы так ради остальных?
– Помри – и поглядим, как я напрягусь!
– Ты прямо пышешь чувством долга.
– Ах ты ж, сопля менингитная! Иди-ка сюда!
Мару буквально растаскивает нас, и говорит мне тише, и шипит ему – хватит, а мне снова – все в порядке, а ему – еще слово, и ты уйдешь. Минотавр смотрит так, будто все это, конечно, имеет значение – мои слова, чужое возмущение, наши отношения, – но не такое, как пульс девушки за перегородкой. Как иллюзия, воплощенная в нем.
– Так ты согласен? – гудит Минотавр, пока Мару оттесняет его плечом.
Я не знаю.
– Да или нет? – цедит он.
Я не знаю!
– Разговор окончен, – вскипает Мару и указывает на дверь. – Сходи попей водички. Я позвоню.
Но Минотавр уже в штопоре: