Функция: вы

В шаге от меня девушка в ярко-зеленом надсадно сипела в динамик смартфона:

– Я не знаю, какой-то… Какой-то трындец…

– И пусть вызвонит Олю, – прохрипела Куница. – Возможно, преемник сможет ее остановить.

– Но почему не Дедал?.. – пробормотал кто-то. – Почему он ничего не делает?

– Потому что, – проступил голос сквозь стену, и он был повсюду, он пытался стать всем, – вина частного – не вина целого. Но если целое начнет сопротивляться, оно докажет неотчуждаемость частного мотива. Иными словами, только ничего не делая, господин Дедал может защитить вас всех от последствий частного высокомерия.

Я думал о цифрах. Я складывал, умножал и вычитал, и надеялся, что госпожа-старший-председатель, для которой не существовало стен, не различит моих истинных мыслей. Лучшие активы, намекала она. Сумма хищений, уведомляла она. В денежном эквиваленте, вероятно, подразумевала, и я даже мог предположить порядок цифр. Я видел его в сообщении на крошечном экране телефона, лежащего в моем кармане. Господи, думал я, умножая восемь на девять. Семьдесят два, да как же так, господи. Пожалуйста, скажите мне, хоть кто-нибудь, что такие деньги можно выиграть в лотерее.

Я отвернулся.

– Миш… – выдохнула Куница, заметив мою попытку уйти.

Я бросил, ускоряя шаг:

– У меня есть идея.

Идей, конечно, не было. Но я рванул за угол прежде, чем услышал ответ. Я должен был унести с собой эти мысли о невозможно огромных цифрах, о нереальных деньгах, которым у Минотавра неоткуда было взяться.

Впереди послышались голоса. Я дернулся в ближайшую комнату. Тридцать два плюс восемнадцать, думал, спрятавшись за дверью. Восемьдесят девять минус сорок четыре, пока Виктор с Тамарой проносились мимо. Двадцать восемь, во что ты, черт возьми, ввязался. Минус три, зачем впутал их.

Когда шаги стихли, я вынырнул из комнаты и рванул в прихожую. Оттуда выскочил на улицу, сорвался с крыльца. Ветер хлестал по лицу, как вода. Я заметался по тротуару, разбрызгивая свет из дребезжащих луж. Потом сделал глубокий вдох, остановился. И обернулся, глядя на угловое пятиэтажное здание, которое было моим домом. Свет опоясывал его по первому этажу. Выше зияли окна черных вымерших комнат. Какого черта, подумал я с неожиданной злостью: сначала Шарлотта, теперь госпожа-старший-председатель. Выметайтесь отсюда, слышите? Оставьте нас в покое.

Я разблокировал телефон, нашел Р. в адресной книге и прожал тугую кнопку вызова. В динамике потянулись гудки, длинные и равнодушные. Затем наступила выжидающая тишина.

– Вы должны были забрать их, – сказал я ей. – В среду, если он не выйдет на связь.

Тишина призадумалась, вздохнула:

– Она снова сделала это?

– Снова?

Я услышал движение, шаги. Они подпустили к телефону разлаженный говор толпы и глухо пульсирующую музыку. Затем открылась, затем закрылась дверь, и тишина обернулась бархатным женским голосом.

– Я дала ему таблетки, – промолвила она ленно и скучающе. – Они должны были помочь.

Я вспомнил саннстран, Ариадну на пассажирском сиденье. Вспомнил пузырек таблеток с пустой этикеткой, который вытащил, минуя ее бедро.

– Он с пятницы в больнице. Они ничего не принимали. Я знаю, где таблетки, но что нам делать прямо сейчас? Она авторизировалась в Фице и хочет увести их.

Р. протянула неопределенный, похожий на «ммм», на «ох-какая-досада» звук.

– Разбудите его.

– Мы пытались. Ничего не выходит.

– Приложите силу. Не жалейте их. Она не пожалеет, если заберет.

Я промолчал, потому что это только звучало легко. Р. тоже промолчала. Я отнял его от уха и увидел, что звонок завершен. Перевел взгляд на крыльцо, увидел Влада.

– Ты знаешь, с кем сейчас разговаривал? – спросил он.

Лицом симбионт был спокоен, но в голосе сквозила настороженность хищника, безошибочно учуявшего зверя крупнее.

– Спроси минут через двадцать, – бросил я, взлетая по лестнице.

Влад проводил меня поворотом головы и неожиданно тихим, скептическим замечанием:

– Батя у тебя либо без страха, либо без башни.

Да. Когда-то я обожал его именно за это.

Я был у арок в гостиные, когда из коридора показался Фиц. Я застыл. Он посмотрел на меня, вокруг меня, и на секунду я испугался, что с остальными что-то случилось. Но они тоже появились, высыпали в прихожую, и Мару, выкарабкавшись из толпы, поспешно подошел ко мне. Он что-то сказал, очень тихо, про Ольгу, и я уловил, что должен дождаться ее, и, встретившись взглядом с госпожой-старшим-председателем понял, что не дождусь.

– Господин преемник, – прошелестел Фиц бесполым, безвозрастным голосом. – Позвольте мне соблюсти традицию, выслушав ваш решающий голос.

Толпа рассеялась по прихожей. Тревога и сомнения витали в воздухе. Я чувствовал их вибрации. Она видела их узоры. Никто не хотел причинять Фицу вреда, а значит, между ним и дверью, и наружностью, и расплатой за верность человеку, не умевшему останавливаться, стоял только я. То есть – буквально.

– Чужие пути продолжают вести вас, преемник. И мне безрадостно наблюдать, как они сужаются, подчиняя первопроходцам вашу волю. Помните, вы можете быть больше, чем эхо давно смолкших орудий. Вы можете значить. Сами по себе.