– Тогда нам нечего предъявить госпоже-старшему-председателю, чтобы вытащить его. Мы все это понимаем?
Мы понимали. И это било на разрыв, на разлив немой кровоточащей мышцы, до перезапуска которой оставались считаные секунды.
– Оставьте нас здесь, – простонали близнецы. – Она поможет вытащить его…
– Русалка не тот союзник, что исправит последствия произошедшего, – провибрировал Виктор.
– Но она расскажет, что́ это были за данные, кому их продали, как с ними поступить… Она знает слабые места Эс-Эйта…
– Мы ввяжемся в чужую войну. По-вашему, Хольд того стоит?
– По-нашему, Хольд развязал бы войну за любого из нас. А за некоторых – все три.
Они подумали обо мне. Потом об Ариадне. Вместе и по отдельности, с любовью и ревностью. Ощетинившись, я нахлынул на наши имена, и стер их, и смыл, как с песка, а они снова подумали их, и я возмутился:
– Хватит! Ни черта бы он не сделал!
– Он уже сделал. Сделал вас преемниками. Чтобы вы были защищены.
– Да при чем… – Я запнулся и разозлился, что запнулся. – Я слышал его. Слышал, когда он думал, что не слышу. Хольд заботится о других, только когда ему что-то надо. Он не умеет жертвовать или быть бескорыстным.
– Не умеет, – вздохнули они, печальные, как конец чьей-то жизни. – Но хочет уметь. Он любит вас обоих.
Я отдернулся. Русалка чутко взвела бровь. Близнецы закашлялись, выныривая следом. Припав плечом к витрине, я мгновенно протрезвел от предметности реального мира и взглянул на стоящего у дивана Виктора.
– Я должен идти.
Он захлопнул крышку своих старомодных, на длинной цепочке часов, на которых, по словам Хольда, времени всегда было чуть больше, чем у остальных. Теперь я знал, что это значило.
– Иди. Мы найдем тебя, как закончим.
Русалка видела, что чего-то не видела, – я чувствовал ее пытливый, по пунктиру вскрывающий взгляд.
– Она в баре. В том, который ближе. Ты чуть-чуть не дошел.
Я отвернулся и, пошатываясь, направился к выходу.
– Может быть, чаю? – предложил Виктор уже мимо меня.
– Лучше кофе, – возразила Тамара с едва уловимой щербинкой в голосе.
– А нам виски, – глухо добавил Фиц. – От шампанского голова трещит.
Я слушал, как они заращивали дыру, остающуюся от меня. Уходи, гудел этот пустой разговор.
Они заметили это и замолчали. Я развернулся. Чужие взгляды выталкивали меня наружу.
– Михаэль… – простонала Элиза.
– Все в порядке. Я ухожу.
Мы отличались друг от друга во всем, каждой гранью наших жизней. И даже там, где мне чудилось сближающее сходство, Фиц с Элизой оказались другими.
– Ухожу, – повторил я. – Но если вдруг мы больше не увидимся… Знайте, что я знаю. Вы любили его сильнее, чем я.
Удивительно, сколько можно открыть в себе сил, если ни о чем не думать. Сколько решимости и пыла вложить в то, чтобы вместо вежливого просачивания между спинами, простите-извините, нестись сквозь толпу, игнорируя чужое неудовольствие. Если ни о чем не думать и не сомневаться, если оставить сердце коченеть где-то там, в подушках перед кальяном, появляется много новых социальных опций. Например, хамство. Например, грубость.
– Свалите. – Я уперся ладонями в барную стойку.
Фей было четверо. Они сидели на углу, как попугаи на ветке, сомкнувшись длинными цветастыми боками. Я узнал блондинку по центру с прической-безе. Криста сидела рядом. Впрочем, от
– Вот это кого-то попутало! – фыркнула крайняя из фей, вся в блестках и бахроме. – Чеши-ка, школьничек, пока не огреб.
Но блондинка широко ухмыльнулась и толкнула Кристу плечом:
– Крыся, ты его знаешь?
Меня передернуло:
– Не смей называть ее так.
Фея сощурилась и затянула, как ножом по стеклу:
– Кры-ы-ыся…
Приподнявшись на локтях, Криста посмотрела на меня и не то чтобы увидела. В ее мутных, густо затушеванных глазах не было ни проблеска сознания. Где она. Кто я. Что у нее спрашивают.
– По-твоему, я спустился сюда, чтобы вас поуговаривать?! – рявкнул я, пытаясь перекричать музыку.
Фея поиграла голыми плечами:
– Я думала, в туалет!
Оттолкнувшись от стойки, я поднял голову и посмотрел на балконы. Я догадывался, что Русалка продолжает следить за мной по ту сторону тонированного стекла. Эти четверо были ее постскриптумом.
– Если вы не уйдете, я вернусь туда! Но если я вернусь, Русалка не получит того, что хочет! Это я вам обещаю!
Все, кроме блондинки, проследили за моим взглядом и насмешки подрастеряли в калибре. Феи сверились друг с другом. Криста наконец увидела меня и теперь пыталась проморгать, порхая ресницами, как археологической кисточкой по тонкокостной реальности. Вскоре ее губы разошлись в беззвучном, но выпуклом:
– Вау.
– Вау, – согласился я.
Криста сонно потерла глаза. На щеках порохом осела косметика.
– Ладно, Крысь, мы фоткаться! – Блондинка стекла со стула. – Как нащебечешься, найди нас! Будем, где кубы!