Когда слезы иссякли, и Элизу стало только сухо, бесплодно трясти, Русалка подала знак феям. Периметр комнаты пришел в движение. Большая часть присутствующих развернулась и ушла. Оставшиеся подобрались к дивану и принялись убирать осколки, затирать пятна шампанского. Затем ушли и они. Фиц с Элизой угрюмо забились вглубь дивана. Для шестерых комната была огромной, как аэродром.
– Красиво сыграно. – Русалка встала у витрины. – Я почти поверила, что все серьезно. Но потом вспомнила, что ты больше не тот человек, который подсчитывал прибыль, пока трудных детишек подсаживали на мефедрон. У тебя вроде как появилась душа. А у твоей замученной патриархатом души вроде бы появилась смелость возражать бездушным. По всему выходит, что это блеф.
– Или теория игр, – пожал плечами Виктор. – Вы с госпожей-старшим-председателем слишком откровенны в своих выгодах, чтобы ваши угрозы воспринимались как критические. Я даже не уверен, что Хольду на самом деле грозит что-то страшнее пожизненного заключения в лабораториях Эс-Эйта. А это, с учетом его пожизненного заключения в лабиринте, – кармическое повышение.
Русалка хрипло рассмеялась:
– Наблюдательное замечание. Однако кто бы из нас ни выиграл, вы проигрываете в обоих случаях. Вам все равно придется выбирать, кого и кому отдать.
– Нюанс в том, что мы будем знать результат всех переговоров, а вы с госпожой-старшим-председателем, в силу изолированности друг от друга, – только своих с нами. И тут определенно скрыто пространство для маневра.
Русалка помолчала. Виктор подождал. Я едва понимал, что значили их лица – особенно ее, с чертами нескольких.
– Если бы вы оставили офелий мне, я помогла бы вам выступить против Эс-Эйта. Но поскольку вы не собираетесь бороться за Хольда – постольку я вроде как удерживаю при себе функции Дедала, да? Браво. Ты ровно такой, как он описывал, – адвокат дьявола. В твоей жизни нет ничего с постоянной ценой. И даже та красотка, которая пришла вместе с вами…
– Ты не тронешь ее. И никого не тронешь. Это огромный риск для репутации, а она вас кормит.
– Если только бабло, которое мы с Хольдом нарубили с этих лицемеров, не дало нам шанс на принципиально новый образ жизни. Попробуй взглянуть на нашу партию с новыми вводными. Например, что мне нечего терять. Что здание перепродано, деньги надежно спрятаны, девочки прямо сейчас грузят чемоданы в минивэны, а значит, минут через десять, – Русалка демонстративно сверилась с запястьем, на котором не было часов, – я брошу первую спичку на танцпол. Потому что, если я неясно выразилась, мне нужны эти двое. А я нужна им, и вы с Дедалом нам мешаете.
Рука Виктора дернулась к пиджаку, но почти сразу вернулась на колено. Я видел все как в замедленной съемке.
– Бросай, – сказал он.
– Вик! – охнула Тамара.
Русалка усмехнулась. Виктор дернул плечом:
– Она блефует.
– Да-да, – охотно согласилась фея. – Перепроверь за счет сотен людей. Я еще могу рассказать, как хитро у нас устроена вентиляция.
– Не молчите! – воскликнула Тамара, обратившись к близнецам. – Пожалуйста! Неужели вы считаете правильным то, что она говорит?!
– Отпустите нас, – простонал Фиц. – Пожалуйста… Мы больше не выдержим…
Элиза запричитала, путаясь в языках. Эти стенания меня убивали. Я с трудом поднялся на ноги и, пошатываясь, отвернулся. Пол плыл. Раньше я только слышал о панической атаке, но, кажется, сейчас со мной случилась именно она. Меня трясло. Сердце колотилось в ушах. Близнецы снова ревели, и, слушая этот жестяной звук, этот отпустите-нас-вой, я вдруг почувствовал, как они меня задрали. Их замашки. Их шмотки. Их трепыхания агнцев по поводу и без.
– Да сколько можно?! – рявкнул я, обернувшись. – Сначала вы сбежали с Хольдом! Теперь собираетесь с ней! Вы не пробовали решать проблемы, а не удирать, забив на все?! Так, для разнообразия?!
Близнецы заткнулись и уставились на меня большими, полноводными глазами.
– Ты ничего не знаешь о наших проблемах… – просипел Фиц.
– Да все я знаю! Господи!
И я действительно знал. Я был внимательным слушателем, пока Минотавр с Мару не стали закрывать дверь.
– Я знаю, чем занималась ваша семья! И какое место в этих вещах занимают кровные связи с другими такими семьями! И как ее ради этих связей выдали замуж за какого-то психа! И что по факту ты был в этом замужестве вместо нее! Вот знаю, прикиньте, и всегда знал! А вы что-нибудь знаете? Обо мне? Тамаре?! По-вашему, вы единственные страдальцы в мире, а мы все с небес сюда попадали?! Каким образом то, что вам больно или плохо, оправдывает вашу трусость?!
Я понимал, что срываюсь. Что можно было сказать то же самое, не повышая голоса. Но стоило мне подумать об их чувствах, минуя свои, и меня снова закатывало в ярость.