Функция: вы

Он не ответил. Она не ждала. Русалка повернула голову в сторону близнецов, и ладонь ее, скользнув по узорам обивки, нашла лодыжку Элизы.

– Не можешь победить – возглавь. А затем подомни. А затем уничтожь и освободи то, ради чего ты пустился в эти лицемерные манипуляции. Мир. Наш мир. Который вы, размножившись, взяли в заложники, провозгласив себя венцом эволюции. Вот что о вашем племени думают архонты, вот с какими мыслями льют вам в уши ложь про триединство и уникальные пути оптимизации. Люди – террористы. Человечество – захватчики. И вы пришли сюда не только за офелиями, но потому что с Хольдом переговоры завершены.

Русалка оттолкнулась от дивана и выпрямилась, позвонок за позвонком.

– Я знаю, что не он послал вас сюда. – Она задержалась на мне взглядом достаточно красноречивым, чтобы у Виктора возникли вопросы. Но какая теперь разница? – Даже если Хольд пришел в себя, вам не дали бы поговорить с ним. При текущей расстановке сил никто его больше не увидит. Единственное, на что в теории вы можете выменять его, – это я, но с такими прелестными идеями вам не выйти из этой комнаты. Следовательно, вы предполагаете разыграть офелий. Но госпожу-старшего-председателя они волнуют только как осиротевший инструмент, который она предпочла бы затупить, разобрать или уничтожить, лишь бы не допустить попадания в новые руки. Не спорю, некоторое время Хольду блестяще удавалось торговаться, он – прирожденный террорист. Но когда риски превысили выгоды, она перешла к штурму, и теперь ее не остановят ни стены, ни двери, ни соглашения. Она растерзает офелий изнутри. А вы будете беспомощно наблюдать за их агонией, зная, что, оставив нам, вы могли их спасти. Потому что если вы – террористы, то мы – партизаны, мы – сепаратисты, готовые биться до последнего вздоха. Мы знаем, как остановить ее и многих других. Сделать так, чтобы они скрипели зубами у стен нашего дома, но не сделали и шага за порог. Мы не боимся ни оружия, ни яда в проточной воде и хоть сейчас готовы к многомесячной осаде. Мы знаем, у нашей войны с архонтами не будет счастливого конца, а потому не копим на лавры. Вместо этого мы платим справедливую цену, здесь и сейчас – за каждого, кто просит у нас поддержки или убежища.

В главном зале, под потолком, прогремело еще одно объявление. Сквозь толщу стен невозможно было разобрать слов, но танцпол взорвался восторгом, и под нами завибрировал бетон.

– Удобная риторика, – сказал Виктор. – Они похищали информацию из массивов госпожи-старшего-председателя, вы с Хольдом ее продавали. Но стоило госпоже-старшему-председателю встать на защиту своих интересов, и плохой оказалась она.

Он хотел сказать что-то еще, но споткнулся о Тамару, дернувшуюся навстречу близнецам:

– Это ничего не решит! Она продолжит использовать вас!

– Лучше так, – выдавил Фиц. – Зато здесь мы в безопасности. Она знает, как ее прогнать. Ты не понимаешь, через что мы прошли. Каково это, когда с твоим телом делают все, что угодно, а ты просто в отключке.

– Она была готова убить нас, чтобы он сломался! – крикнула Элиза и, дернувшись к краю дивана, задрала рукава.

Я содрогнулся, увидев синеву. Увидев плотную, как тромб, желтизну. Увидев шрамы, которых там не было еще летом, когда мы гуляли вместе по торговым центрам, пока Ариадна спала.

– Это не самое страшное. У него – вся спина такая.

Мы ошарашенно молчали, даже Виктор.

– Вы не представляете, сколько мы так жили. – Фиц мученически протер лицо. – Прошлым летом она вывела нас из лабиринта средь бела дня, и никто ничего не заподозрил. Пока Хольд слушался, она нас не трогала. Но стоило ему перегнуть, и мы… Нас просто… Иногда казалось, что легче умереть…

– Но даже это мелочи на фоне того, что случилось на прошлой неделе…

– После ссоры с Обержином?

Я даже не понял, что услышал собственный голос. Он пробивался откуда-то издалека. Элиза осела, глядя в никуда.

– Мы уже ложились спать, вечером в понедельник… Но вдруг оказались на какой-то смотровой площадке. Шел ужасный ливень. Светил прожектор. Мы стояли на перилах, а там, под ногами, ничего не было. Этажей десять вниз… Абсолютного ничего. И только он… Напротив, руки вот так, наверху, просит смотреть на него… Слушать его… Но цена, которую он заплатил тогда, чтобы мы снова могли его слушать… – Элиза зажмурилась, мотнув головой. – Она вся была на его лице…

– Мы были в шоке. – Фиц тоже подобрался к краю дивана. – Он ничего толком не объяснил, повторял только, что больше никакой «Эгиды» и все будет хорошо. А когда мы вернулись домой, то узнали, что уже среда. Она держала нас двое суток, прежде чем он сдался.

Фиц протянул к сестре руку и погладил по волосам. В глазах обоих стояли слезы. Они были безутешны, как призраки, наконец признавшие собственную гибель.

– Госпожа-старший-председатель сейчас слышит нас? – тихо спросила Тамара.

– Смутно, – обронила Русалка. – Но эффект от химии недолгий. Как раз чтобы полюбовно все решить.