Функция: вы

– Ох, малыши мои… Как же мы с Хольдом скорбим по вам, по вашим огромным сердцам… Почему людям никогда не бывает достаточно? Почему, сколь бы ласковым ни становился мир, они борются за ресурсы даже с собственными детьми? Как будто цивилизация вот-вот исчезнет, и планету снова отбросит в палеолит. Прежде мы думали, что сама природа нанесла эту глубочайшую рану. Что прототипичность вашего вида оказала услугу нам, но обрекла вас быть вечным полем боя. Мы думали, людей не изменить и возможно только присматривать за ними, уповая на целительные бальзамы сменяемых эпох. Но пару лет назад Хольд съездил в евротур, о котором вы все, уверена, слышали. Вернувшись, он сказал мне: мы были не правы. Кое-что произошло. Они что-то сделали с нами, всеми нами. И я должен понять, как это исправить. Уникальность офелий открыла ему хоть и опосредованный, однако неограниченный доступ в систему. Но как бы далеко они ни заходили, каких бы коммерческих тайн ему ни выносили, – как океан мертвых рыб, все было не то. Тревога сузила его блестящий разум. И тогда, слушая жалобы на бесполезность очередного улова, я возразила ему: кому как. В идее сразить архонтов их же оружием – столько упоительной красоты… Деньги же – сопутствующий бонус. Но знаете, что по-настоящему разозлило Эс-Эйт в истории с продажей секретиков? Многие покупатели были их же людьми. Да, мы работали с конкурентами, правительством, спецслужбами даже, но чаще это были их собственные акционеры. Аппер-менеджмент, знающий правду, топ-менеджмент, алчущий ее. Наблюдательным советам не хватило воображения провести такой краш-тест самим и узнать, что, сколь бы их преданных вассалов ни связывали регламенты, окорпоративившие все сферы повседневной жизни, сколь прозрачны ни были стены и мысли, – людей невозможно просчитать до конца. Вы – ад. Вы – извергающееся поле боя. Только вот Хольд сказал, что за этим может что-то стоять, и не побоялся зайти глубже. В конечном счете он сделал это ради вас. Ради вашего печального прошлого. Вашего отнятого будущего. Скорбно думать, что мы оставим его на растерзание со словами: ну, ты же продавал коммерческую тайну, дружок.

Я ошеломленно молчал, как и все. Но только для меня ее слова звучали иначе. Только я знал: три года назад в евротуре, между Вандеей и Бари, Минотавр искал Фальсификатора – того, кто декомпозировал искры, кого он считал троицей. С ее слов выходило, что они всё же встретились. И Минотавр что-то спросил, а Фальсификатор дал ответ, и тот привел всех нас сюда, приумножив новые вопросы.

Я поглядел на Виктора. Мы все глядели на Виктора. И только Виктор глядел на кальян перед собой, причем так, будто присматривал себе такой же.

– Что бы Хольд ни искал, – промолвил он, – то, что вы стали продавать найденное попутно, поставило под удар нас и наши контрфункции. Он пренебрег долгом Минотавра. Это официально: мы не можем ему доверять. И мы, разумеется, не доверяем тебе, а также твоим аргументам о том, что только здесь Фиц с Элизой будут в безопасности. Госпожа-старший-председатель требует сатисфакции, но у нее конфликт с вами, эндорфиновыми феями, и Хольдом – человеком, не совершавшем перестановки функций. Лабиринт здесь ни при чем. Я уверяю вас, – Виктор внимательно посмотрел на близнецов, – она не выступит в открытую против Дедала.

– Да?! – прошипела Элиза. – И где же был Дедал несколько часов назад?! В прошлую среду?! Год назад?!

– Вы правы. Это вопиющая манипуляция, рассчитанная на непонимание контекста. Мы непременно истрактуем ее в нашу пользу. Но, ребят, послушайте, вы не жертвы госпожи-старшего-председателя. Вы – жертвы ее конфликта с Хольдом. Здесь тонкая грань, но она есть. А значит, достаточно снять с Хольда маркер Минотавра, чтобы лабиринт перестал иметь к этому какое-либо отношение.

Я был рад, что сидел.

– Что?.. – прохрипел Фиц. – Ты… Вы… Вы хотите бросить его там…

– Мы не предадим его! – завопила Элиза. – Мы лучше умрем, прямо сейчас, слышите?! Сдохнем, забрав контрфункцию с собой, но никогда от него не откажемся!

Сорвавшись с дивана, она грохнула бокал о ближайшую тумбу. Шампанское брызнуло вместе с осколками, заливая халат, но в руке ее еще оставалась сверкающая, щерившаяся сколами ножка. Я машинально дернулся, но Русалка успела первой и перехватила руку с бокалом, за ней вторую, все еще с отдернутым рукавом. Элиза зарыдала, расцепляя пальцы.

– Видишь?! Им плевать! Они лучше убьют его, чем сделают что-то против правил!

Я перевел взгляд на профессионально спокойный профиль Виктора, и до него вдруг оказалась не одна вытянутая рука, а километры километров. Тамара смотрела в пол.

– Тише, малыш, тише. – Голос Русалки тонко вплетался в рыдания Элизы. – Они не стоят того… Никто не стоит…

– Он стоит! – провыла та. – Как нам теперь его вытащить?!

– Малыш, ох… До чего ты хрупкая нежная крошка…

Впав в ступор, Фиц смотрел сквозь них обеих.