Функция: вы

Кто-то зовет его. Стефан чувствует направление мысли, сформированное его именем, и гигантским усилием воли вынуждает себя обернуться. Ариадна сидит на земле. Она напряженно скрючена, как окоченелое животное. Ты ранен, понимает он по ее мутному, умоляющему взгляду. Прошу, Стеф, ты ранен…

– Сильно? – уточняет он.

Ариадна жмурится, роняя голову. Он запускает руку под пальто и на уровне желчного пузыря улавливает пульсацию собственной крови. М-да, что-то такое было. Первый выстрел сделали не они.

Она по-прежнему просит, в основном, кому-то позвонить. Но сквозь шум проступают новые вводные, и Стефан, переключаясь, раскидывается мыслительной сетью поперек основного потока. Первые самородки Костиной личности наносит мгновенно. Стефан долго смотрит на иссхошую от собственных воплей Фебу и, наконец, говорит:

– Хорошо, что это ты отдала Дику нике, чтобы спрятать тело. Потому что это, – он кивает на Костю, – было за Эрнста. За Дику будет сейчас.

Стефан помнит, что мстит, но говорит без злости. Этот груз дожидается распаковки где-то на заднем дворе.

– Вот как, – понимает он. – За искру вам обещали убийство контрфункций. Изобретательный способ побега. Но куда? И зачем?

Феба стонет, сокращается всем телом о землю. Сильное сердце, думает Стефан. Не метафорически – она все-таки горит, причем заживо, в отличие от любви всей ее жизни.

– Убить столько людей, и все ради… Не понимаю. О каком будущем вы постоянно говорили?

Огонь извлекает из Кости много удушливой гари, но и безоглядной любви. К ней. К ним. К их общему будущему.

– Будущее, – видит Стефан.

Он делает к Фебе шаг, но останавливается. Вместе с Костей ждет в коридоре, смотрит анализы, переспрашивает, ничего не понимая в космических сигналах с развернутого экрана узи: это она? это мы?

Стефан уверен, что его подводит восприятие.

– Ты не можешь быть беременна, – медленно говорит он. – Функции стерильны. Дедал размножается иначе.

Феба трясется и плачет, и, кажется, шлет его нахер. Стефан перетаскивает ее к стене и заставляет сесть. Сквозь тающую Костину оптику на него выплывает распухшее лицо мертвой обезьянки. Он вырывает ей клок волос и, выпрямляясь, сжигает. И немного теряется. Он слышал, что организм беременной женщины вопит о своем положении, но не представлял, что настолько гормко.

Он смотрит на Ариадну, аналогичное существо, с точно такими же, но, безусловно, купированными новой формой жизни свойствами и думает: нет. Думает: это другое. Да, вызревание чего-то принципиально нового, но принявшее форму рудиментарного процесса лишь в силу эволюционного недостатка необходимых структур.

– Верно, – понимает Стефан. – Это не ребенок. Это…

И вспоминает – в основном, по щелчку за спиной – что не забрал у Фебы пистолет.

С точки зрения наблюдателя выстрел в голову – мгновенная смерть. Но Стефан успевает о многом подумать. Досаднее всего, что он, вероятно, опять просчитался. Можно знать содержание тысячи книг и сотни разговоров, изменивших мировую историю, но при этом не разбираться в женщинах, которые изображают боль.

Стефан успевает подумать еще и потому, что с его смертью ничего не заканчивается. Конец – когда в живых остается один, а их еще трое. Феба за двоих карабкается по земле, как по отвесной скале. Ариадна этого не видит. Она испугана настолько, что думает, что тоже мертва.

– Я знаю, ты еще тут… – горлом кровоточит Феба, и ползет, будто без ног, и скребет пистолетом по цементу. Скрр, мимо горячего пламени, скрр, грудью и пуговицами… Скрр, скрр…

Она хватает Ариадну за ногу и подтягивается. Наползает сверху, как змея. Как земля.

– Быстрая смерть не для тебя, паскуда… Слышишь? А это?

Феба замахивается и бьет Ариадну рукояткой пистолета. Сначала по лицу, вызывающе светлому. Потом по виску, мокрому от чужого жара. По лбу. И скуле. Методично, будто заколачивая гвозди. Иногда Феба устает и, припадая лбом к Ариадниной груди, выкашливает гарь и внутренности. Потом снова возвращается к лицу, больше не светлому, виску, не только мокрому. Удары становятся глуше, приклад вязнет. Феба бросает пистолет в сторону и продолжает руками, проскребываясь внутрь.

– Ты здесь… Я знаю… Ты все еще здесь…

Она права. Он тут. Но ей до него добраться. Прямо сейчас он ближе к Косте, чем к ней.

– Пистолет… – шелестит Ариадна где-то между ними.

– Не надо, – говорит Стефан. – Не просыпайся.

Феба воет, блюет, отплевывается кровью, швыряет, кашляет, бьет. Потом сползает, совершенно безумная, обтирает лицо об землю, как волк.

– Но пистолет… Рядом… Она же уйдет…

Феба карабкается к Косте, вся скользкая от крови и слез. И хотя Стефан мертв, а мертвые не видят, и он тоже, по правде, не видит ничего, кроме темноты, он знает, что будет дальше.

– Все под контролем, Ариадна. Спи.

Феба тянется сквозь жар, и удушье, сквозь череду ошибок, совершенных одна за другой. И, в последнем вопле исторгая из себя остатки человеческого, она обнимает огонь.

Глава 22 Тесей

Уткнувшись в капюшон куртки, на которой лежал, я кашлял так долго, что почти докашлялся до крови.

– Охренеть, охренеть, – лепетал надо мной кто-то. – Ты задыхаешься? Или что?!