Фунт плоти

Ей не хотелось, чтобы Бет думала, будто она защищается или отгораживается. Кэт хотелось многое рассказать и Бет, и другим. Но что-то останавливало ее, вызывая настороженность и холодок в груди.

Единственным человеком, кому Кэт могла без утайки рассказать о своих настоящих чувствах к Картеру, была Нана Бу. Вчера, когда Ева и Харрисон отправились спать, у нее с бабушкой состоялся неторопливый откровенный разговор. До чего же он был не похож на ее диалоги с матерью и с Бет! Нана Бу поделилась с внучкой последними сплетнями из своего бридж-клуба, а также рассказала о Роджере, симпатичном джентльмене, ее новом партнере по гольфу.

– Бесцеремонен до крайности, – посмеиваясь, говорила Нана Бу. – Как раз в моем вкусе.

Кэт, свернувшаяся клубочком на диване, с чашкой ромашкового чая, наслаждалась мягкостью интонаций и добротой слов своей бабушки. Ей нравилось чувство юмора Наны Бу. Жизнерадостность этой престарелой женщины передалась и Кэт. Мрачные, тревожные мысли, не дававшие ей покоя с самого начала путешествия, стали рассеиваться и уходить. Кэт не могла без смеха слушать бабушкин рассказ о некой миссис Харпер. Недавно овдовев и пытаясь найти себя в новой жизни, эта женщина пришла в танцевальный класс, где Нана Бу постигала премудрости сальсы.

– Шлюха она, между нами говоря, – призналась Нана Бу. – Это невооруженным глазом видно… Слушай, что ж это я все про себя да про себя? – спохватилась бабушка. – Я так по тебе соскучилась. Давай рассказывай последние новости.

Кэт вздохнула. Ее любимые спортивные штаны были уже довольно поношенными, со множеством торчащих ниток. Одну из них Кэт сейчас выдернула и намотала на палец.

– И я по тебе скучала, Нана. А новости… Как всегда. Работаю.

Нана тоже вздохнула:

– Кэт, я же чувствую, что моя единственная внучка не в себе.

Кэт невесело рассмеялась.

– Тут не все так просто, – призналась она.

– В чем именно? – с мягкой улыбкой спросила Нана. – Дорогая, я тебя очень люблю. Я не собираюсь тебя воспитывать. Я просто хочу тебе помочь всем, что в моих силах.

– Спасибо. Мне хватает маминого воспитания.

– Кэт, ей никак не отвыкнуть от беспокойства за тебя. Так сказать, материнская прерогатива.

– Даже если своей прерогативой она мне мешает. Мама упорно не желает верить, что я давно выросла. Я могу сама принимать решения. Сама о себе заботиться.

– В этом, дорогая, я не сомневаюсь. Ты всегда была сильной. Вся в отца.

– А упрямство – от матери? – лукаво улыбнулась Кэт.

– Вне всякого сомнения, – засмеялась Нана Бу. – Ева очень обеспокоена твоей новой работой. Но я горжусь, что ты послушалась своего сердца, а не того, что люди скажут. Надеюсь, передо мной ты не станешь таиться. Ангел мой, ты же знаешь: мне ты можешь рассказать о чем угодно, и дальше это не пойдет.

Кэт закрыла глаза, уткнувшись затылком в мягкую спинку дивана. Нана Бу, при всей своей общительности и разговорчивости, никогда и никому не разбалтывала внучкиных секретов.

Кэт прижала руку к пылающему лбу. У нее дрожали веки.

– Даже не знаю, с чего начать.

– Тогда лучше с самого начала, – предложила Нана Бу.

Так Кэт и сделала. Бабушка с искренним интересом слушала про Артур-Килл, тюремную школу и индивидуальные занятия с Картером. Нана Бу была не то чтобы очень удивлена, а просто потрясена рассказом внучки. Неужели нашелся мужчина, медленно, но уверенно занимавший место в сердце Кэт? Будучи неисправимым романтиком, Нана Бу пообещала внучке любую помощь и поддержку. Она даже пригласила их обоих к себе на День благодарения.

– Я хочу увидеть того, кто вернул тебе улыбку, – сказала Нана Бу, готовая прослезиться.

Кэт сомневалась, что ее отношения с Картером достигли стадии семейных торжеств, но обещала подумать. Бабушкина вера в нее, бабушкина поддержка значили для нее очень много. Такого не выразишь никакими словами.

– Только обещай мне, что постараешься поговорить со своей матерью, – попросила Нана Бу. – Не надо ей рассказывать все. Твои отношения с Картером не должны явиться для нее громом с ясного неба.

– Обещаю.

Но этим утром Кэт усомнилась в выполнимости своего обещания. За завтраком Нана Бу нарочно стала расспрашивать внучку о ее работе. Все, о чем говорила Кэт, Ева встречала презрительным хмыканьем, барабаня пальцами по столу. Она то и дело перебивала дочь, вставляя свои язвительные замечания. Тон Евы был насмешливо-снисходительным. Терпение Кэт стремительно иссякало. Ей казалось: еще немного – и она взорвется. Выскажет матери все. Кэт уже тошнило от бесконечных «Ты должна сознавать, насколько это опасно». Она взрослый человек и заслуживает к себе взрослого отношения. Ей хотелось понимания, а не критики.

Днем Кэт почти не выходила из своей комнаты. Когда началось торжество, Кэт не захотела включаться в разговор между Бет, Адамом и Евой. Она отошла в другой конец гостиной. К ней подходили какие-то люди, уважительно говорившие о ее отце. Многие знали его лично. Кэт старалась быть общительной, но эта черта не передалась ей. Кэт вообще хотелось уйти.

По взглядам, бросаемым на нее матерью и Бет, Кэт догадалась, что разговор идет о ней. Она подошла чуть ближе.