Фурье

Внешне школа оставалась, как и прежде, на позициях, непримиримых к строю Цивилизации. В некоторых вопросах, например, в критике положения пролетариата, ученики даже превзошли учителя в радикализме, но уже в эти годы наблюдались и колебания среди них в сторону примирения социальных противоречий. Вставая на путь реформ и компромиссов, фурьеристы отходили от своего учителя. В эти годы, когда казалось, что его популярность неуклонно растет, Фурье иногда чувствовал себя катастрофически одиноким.

Весной 1832 года на парижан накатились новые беды. Масленица с ее карнавалами, представлениями на Елисейских полях и бульварах прервалась неожиданна. Северные ветры весной принесли не только возвращение стужи, но и огромную по размерам эпидемию холеры, которая поразила тогда почти всю Европу. Голод и холера косили людей тысячами. Трагическую тишину парижских улиц нарушало только громыхание больших фургонов для мебели, нагруженных доверху гробами, которые свозились на кладбище Пер-Лашез.

В конце мая от холеры умер реакционный министр Казимир Перье, которому были устроены пышные похороны. В ответ на это либеральная буржуазия организовала манифестацию на похоронах умершего от той же болезни генерала Ламарка.

Герой Ватерлоо, мужественный солдат и прекрасный оратор, Максимилиан Ламарк пользовался большой популярностью и был одним из самых видных депутатов оппозиции. 5 июня к 10 часам утра улицы Сент-Оноре и Риволи, площади Конкорд и Королевская были переполнены участниками похорон. За гробом шло свыше 150 тысяч человек. В окнах многих домов были вывешены траурные флаги.

На площади Бастилии к процессии присоединились рабочие Сент-Антуанского предместья и вырвавшиеся из казарм, взломавшие двери, без фуражек и в изорванных мундирах воспитанники военизированной Политехнической школы. В рядах демонстрантов раздавался лозунг: «Да здравствует республика!» Многие прятали под одеждой пистолеты или кинжалы. Полковой оркестр играл запрещенную правительством «Марсельезу».

Во время прощальных речей на площади у Аустерлицкого моста на толпу напали драгуны, и это изменило ход похорон. Гроб Ламарка был отправлен в Монде-Марсан, а парижане с возгласами «Завоюем свободу!» начали строить баррикады. К вечеру префект полиции Миске доносил правительству, что через два часа после нападения драгун половина Парижа была в руках восставших. Центром восстания стал район улицы Сен-Мартен.

Жизнь города вновь замерла. Лавки и магазины спешно закрывались. На центральных улицах были побиты все фонари. Обыватели за закрытыми ставнями определяли по гулу и крикам на улицах, как разворачиваются события. Вот началась ружейная перестрелка, вот пронеслась кавалерия или артиллерийская повозка.

Снова восставшие разбирали мостовые, собирали в кучи булыжник, взламывали двери домов, срубали деревья.

Три полка атаковали баррикады на улице Сен-Мартен. Горсть республиканцев мужественно отбивала наступление линейных войск и национальной гвардии. Наконец победители овладели комнатой, наполненной трупами. Сражение на улице Сен-Мартен впоследствии было признано великим революционным подвигом новейшей истории.

Правительство Луи-Филиппа прибегло к массовым репрессиям. Арестованных было так много, что в тюрьмах не хватало помещений и нужно было спешно освобождать здания под новые.

Все эти события, казалось, прошли мимо Шарля Фурье, хотя трудно поверить, что он не был их наблюдателем. Самые трагические эпизоды восстания разыгрались в нескольких кварталах от его дома. Однако в его записках того года мы находим лишь пометки, что он целыми днями трудится над проблемами капитала и кредита, заработной платы и брака, религии и свободы мысли. Его волнуют вопросы воспитания, усовершенствование плана ассоциации, подробности производства и распределения. Он умудряется мечтать и фантазировать под аккомпанемент ружейных выстрелов.

Эпидемия холеры пощадила Шарля Фурье, и на страницах журнала «Фаланстер» он по-прежнему бичует строй Цивилизации. Его статьи обнажают чудовищный облик банков и монополий, которые даже в этот тяжелейший год преуспели в сколачивании богатств.

В неопубликованных записках Фурье того времени мы находим полное скептицизма утверждение: «Социальный прогресс есть призрак. Богатый класс идет вперед, но бедный остается на месте, стоит на нуле».

Человечество должно знать, что век Цивилизации зашел в тупик. В стихотворной (и этот жанр ему вновь пригодился) «Оде на открытие социальных судеб» Фурье пишет:

О ты, вулкан клеветных извержений,
Презренный век, кому прогресс — лишь грим.
Ты велением смешным
В полете сковываешь гений!
Лишь чашу желчи ты поднесть
Способен за благую весть
Высоких неба обещаний.
Ты так и мой клеймил бы труд:
Лишь тридцать лет обид, терзаний
Наградой бдений были б тут…