Фурии

– Господи, как время-то пролетело. – Он прижал ладонь к виску. – Как вы доберетесь домой?

Я и сама себе задавала этот вопрос, ведь последний автобус ушел час назад. Стоянка опустела, все школьницы давно разъехались.

– Я… Думала, прогуляюсь.

Он поднял бровь, побарабанил пальцами по столу.

– Разве вы не в городе живете?

– В городе, – кивнула я.

Он повернулся, выглянул во двор и медленно потер подбородок.

– Нет-нет, одну я вас не отпущу. – Он тяжело поднялся с кресла. – Особенно если учесть… – Он не договорил. – Дайте мне десять минут. Я вас подвезу.

– В этом нет никакой… – начала я с напряжением, запинаясь. После аварии я ни разу не садилась в машину, сознательно избегала этого, предпочитая безопасность набитого пассажирами автобуса опасному уюту автомобиля, всегда готового попасть под колеса грузовика.

– Ничего не хочу слышать, – заявил он, сгребая свои записи и беспорядочно запихивая их в портфель. – Иначе вообще не выпущу вас отсюда. Ведь это вы из-за меня так задержались.

Он принялся прибираться на столе, время от времени поглядывая на меня. Я подошла к двери и в свою очередь посмотрела на него. Иногда казалось, что он вот-вот заговорит, словно какая-то мысль не давала ему покоя. Но всякий раз, перехватив мой взгляд, он останавливал себя и отворачивался.

Мы вышли из здания молча, ощущая какую-то неловкость. На школьной стоянке оставалась только его машина. Я села на пассажирское место, отодвинув в сторону стаканчики из-под кофе и упаковки от крекеров. На заднем сиденье чего только не валялось: книги, картонные коробки с бумагами, рюкзаки, походное снаряжение, теплая зимняя куртка, лыжные палки.

– Извините за беспорядок.

Взревел двигатель, загорелись фары, я заморгала, привыкая к новому освещению. Перед моими глазами плыли пятна, в лучах света метались комары, трепетала на ветру трава. Декан включил радио, зазвучала какая-то песня; он переключался между станциями, бормоча себе что-то под нос.

– Эта мне нравится, – сказала я в какой-то момент, думая только об одном – когда же кончится это путешествие.

– Эта? – Он хмыкнул, и впервые после того, как я сказала ему, что думаю про смерть Эмили, на лице его появилась улыбка. – Не знал, что Барри Манилоу снова в моде. – Он притормозил и развернулся. – Этак я скоро снова буду «в тренде».

– Еще как, сэр. – Я театрально рассмеялась.

Машин было немного, мы ехали по темной проселочной дороге под негромкую музыку. Время от времени он спрашивал, как у меня с занятиями, какие предметы нравятся и так далее; на все вопросы я отвечала уклончиво, но в общем положительно, с улыбкой, по-доброму. Я подавляла желание схватить руль, пыталась умерить дрожь в руках и успокоить сердцебиение, вдыхая и набирая в грудь побольше воздуха.

На въезде в город уличные фонари сменились ярким освещением набережной с ее обшарпанными павильонами с игровыми автоматами: «Золотая лихорадка», «Дворец Цезаря», «Госпожа Удача» – названия полыхали яркими красками.

– Знаете, Вайолет, – медленно заговорил он, по-прежнему не отрывая взгляд от дороги, – иногда я за вас беспокоюсь. Я знаю, вам пришлось пройти через многое, и… – Он замолчал, тщательно подбирая слова. – Порой мне кажется, что для вас самой было бы лучше, если бы вы хоть немного приоткрылись тому, кому вы можете доверять.

Я молча смотрела в окно, стараясь не слушать его, а просто смотреть на прохожих. Вот мимо прошла, держась за руки, пара, глаза у него опущены, он смотрит на ее ноги; за ними пожилая женщина с всклокоченными волосами, в потрепанном мешковатом пальто, она подозрительно смотрит на парочку; стайка девушек всего на несколько лет старше меня, в юбках ядовитых цветов, на головокружительно высоких каблуках, покачиваясь, переходит из одного бара в другой; а на пирсе, скрестив ноги, вытирая нос рукавом, сидит и остекленевшими глазами смотрит на плывущую мимо толпу Робин. Я положила ладонь на дверную ручку, крепко стиснула ее. Дверь была заперта.

– Замыкаться в себе, – продолжал декан, глядя вперед и задумчиво покусывая ноготь большого пальца, – привычка как минимум нездоровая. Можно злиться, можно грустить, но нельзя оставаться с этими переживаниями наедине…

Я схватила сумку и, едва машина притормозила, выпрыгнула наружу. Голос декана заглушил шум двигателя ехавшей навстречу машины, – ее водитель, не останавливаясь, что-то сердито проворчал в мой адрес. Задыхаясь, я помчалась назад, но Робин уже не было.

Я села на ее место, словно таким образом можно было проследить за ходом ее мыслей, и когда с наступлением ночи стало холодно, а в павильонах погас свет, пошла домой, громко стуча каблуками по неровному тротуару.

– А вот и ты.

Буквально в нескольких шагах от дома чья-то рука, высунувшаяся из-за дерева, вцепилась мне в плечо. Я круто развернулась.

– О господи, – выдохнула я, – я же тебя везде ищу.

Робин улыбнулась, чуть менее ослепительно, чем обычно, да и глаза, еще не просохшие от слез, были красными.

– Довольно гнусная неделька выдалась.

– Да, жалко Эмили, – подхватила я.

– Не жалей. Мы все знаем, что она… – Робин оборвала себя на полуслове.