Весь следующий день вплоть до пяти вечера, когда была назначена встреча с Кухом, Лариса провела в состоянии тревожного возбуждения. Она пресекала на корню все мысли о том, чтобы отступить от намеченного, хотя такие мысли и появлялись. Сомнения сейчас ей были ни к чему.
Елена Николаевна явно нервничала, постоянно ломала пальцы, судорожно и бесцельно бродя по квартире и время от времени приставала к Ларисе с разговорами. Смысл их сводился к одному: "Ах, как я боюсь!
Может быть, тебе не стоит ехать? Что мне-то делать?
Как теперь от всего этого отказаться?"
Ларисе пришлось объяснять, что отказываться уже поздно, что отказываться – это самое опасное из всего возможного. А Елена Николаевна пила валерьянку, и периодически у нее по щекам текли слезы.
Лариса пробовала держаться спокойной, но внутреннее ощущение тревоги не покидало ее. Она связалась с Мурским, и он еще раз заверил ее в том, что все идет нормально. Это означало, что в нужное время и в нужном месте люди из силовых структур будут готовы освободить Ларису из плена высокопоставленного садиста. Она несколько раз повторила Мурскому место дислокации и время, на которое назначена встреча.
Кух заехал ровно в пять. Он выглядел вальяжно, но с некоторым налетом небрежности. Был излишне нежен с Еленой Николаевной – не так, как в предыдущие дни, когда его видела Лариса. Тогда он вел себя подобно напыщенному чиновнику, старающемуся казаться этаким простачком в кругу своих подчиненных.
Сейчас в его поведении проскальзывали какие-то человеческие черточки: он то обнимал Елену за талию, то ласково гладил по щеке, а на прощание, когда они с Ларисой выходили, вообще отважился на нежнейший поцелуй.
Лариса, глядя на все эти изощренности, содрогнулась, потому что это было прелюдией к предстоящим ей испытаниям, прелюдией к садомазохистскому действу, задуманному Кухом. Она даже подумала, что, может быть, ей надо приоткрыть немного карты и предложить министру приобрести упаковку «Виагры». Но это была лишь соломинка для утопающего: в глубине души Лариса понимала, что за предоставленное ей короткое время нельзя убедить Куха поменять свои планы. Он решил покончить с невинной украинской простушкой. И уже поздно было предлагать более традиционные методы для пробуждения сексуальности в стареющем чиновнике, страдающего порочными комплексами, приобретенными на протяжении его многотрудной жизни.
Они спустились вниз, и Кух галантно открыл перед «хохлячкой» дверь белой «Волги».
– За город, – бросил он шоферу.
Машина тут же тронулась с места, потому что вышколенный водитель завел мотор в тот самый момент, когда его шеф показался в дверях подъезда.
– А там действительно будет интересно? – робко спросила Лариса.
– Я думаю, ты не будешь разочарована, – обернулся Кух. – Кстати: ты что-то слишком бледна. Раньше я у тебя не замечал подобной бледности.
– У меня утром что-то кружилась голова. Но сейчас уже вроде ничего…
Кух подозрительно посмотрел на нее, криво усмехнувшись.
– Ну ладно, – равнодушно произнес он и отвернулся.
Всю дорогу оба молчали. Кух не считал нужным поддерживать разговор, а Ларисе это было только на руку – она все-таки очень сильно волновалась.
Через час «Волга» притормозила около коттеджа в дачном поселке. Вокруг не было ни души.
Они вошли в коттедж, и Кух сразу повел Ларису куда-то в боковой его предел. Немного погодя он спустился по лестнице и остановился около железной двери.
Открыв ее ключом, он жестом пригласил Ларису войти.
– Спускайся, направо и прямо, – ласково сказал он. – Дойдешь до открытой двери и заходи внутрь.
Там увидишь собрание очень неплохих картин. Их не выставляют, потому что нет сигнализации. Но не закрывают дверь, потому что никто не проявляет интереса к ним. Но тебе, если хочешь стать интеллигенткой, нужно обращать внимание на художественные ценности. Я как знаток тебе очень рекомендую посмотреть именно эти картины. Они стоят того…
И Кух ободряюще взял Ларису под локоть, направляя ее вниз.
– А как же вы? – Лариса разыграла удивление, граничащее с испугом.
– Я подойду буквально через пять минут. Мне нужно уладить кое-какие дела, ради которых я сюда приехал.
И Кух направился в обратную сторону, видимо, туда, откуда он намеревался наблюдать за происходящим. Уж больно красноречив был его взгляд – взгляд охотника на лисицу, загнанную в тупик собаками, готовыми ее разорвать.
Преодолевая естественный страх и дрожь, Лариса начала спускаться вниз.
Она как могла смело переступила через порог той двери, про которую говорил ей Кух. За ней оказалось большое помещение с низким потолком, который поддерживали деревянные столбы-опоры, выстроившиеся в три ряда.
Лариса начала робко продвигаться вглубь. Освещение было очень скудное, и она не могла видеть всего помещения. Поэтому оно казалось пугающе бесконечным. Ее каблуки гулко стучали по бетонному полу, и она почувствовала, что здесь кто-то есть. Что кто-то затаился и наблюдает за ней. Она попыталась интуитивно представить, из какого угла ей следует ожидать опасности, но не смогла, поскольку ей казалось, что опасность окружает ее со всех сторон.