Фуршет в эпицентре рая

Элис сорвала мешок, сделала глубокий вздох и открыла глаза. В камере горел свет, деревянные нары откидывались от стены, как спальные полки в поездах дальнего следования для крестопьян. Низкий потолок не позволял встать в полный рост, — голова тут же упиралась в зубчатую каменистую поверхность, прокалывая череп каменными иглами. В камере, рассчитанной на трёх человек находилось пять заключённых, — четыре мужчины и молодая девушка.

Она лежала на жёсткой, отстёгнутой от стены скамье, и отрешённо вглядывалась в камуфляжные разводы потолка. Ангельский вид сокамерницы смутил Элис, ей показалось, что они уже виделись раньше; обстоятельства встречи вспомнить она не могла.

Мужчины не обращали на неё никакого внимания. Все, за исключением одного, казались безумными. Смуглый юнец, забился в угол и, как затравленный зверёк, самозабвенно молился на непонятном Элис языке, с каждой строфой всё сильнее ударяясь головой об острые выступы стены, будто пытался пробить тайный ход для дерзкого побега.

Двое грязных, заросших узников лет шестидесяти играли в шахматы, медленно передвигая фигуры грязными засаленными культяшками. Один из них не смотрел на доску, его рассеянный взгляд был направлен сквозь Элис. Второй издавал странные звуки после каждого хода, словно сочинял тюремную симфонию.

Уши шахматистов были переломаны, на лбах симметрично краснели идеально круглые синяки. Игроки вскакивали каждые пять секунд, словно сидели на раскалённой печи. Четвёртый узник внимательно наблюдал за партией, — он казался вполне вменяемым на фоне остальных. Даже прибытие новой арестантки не отвлекло его от игры.

Девушка с трудом приподнялась с нар, затем села на пыльную подушку и обхватила руками колени.

— Мера, — сказала она и жестом пригласила незваную гостью расположиться рядом.

Элис забралась с ногами на грязный матрас. Она определённо слышала это имя раньше.

Факт заключения арестантов женского и мужского пола в одной камере не уживался в её голове.

— Не стоит удивляться, тюрьма — единственное место в этой стране, где нет гендерных различий, — сказала Мера, заметив растерянность свежеприбывшей узницы.

Элис отвернулась от шахматистов:

— Мне кажется мы уже встречались. Не помню при каких обстоятельствах, но забыть твои глаза невозможно.

Мера уткнулась лицом в колени, затем взяла Элис за руку:

— Я не успела всего на несколько секунд. Он наткнулся на вас, появился неоткуда; мне пришлось скрыться. Глупо, как же глупо всё вышло.

Элис удивлённо посмотрела на сокамерницу:

— О чём ты?

Мера сокрушённо склонила голову, словно извинялась за тайный проступок.

— Я видела вас в день нейронного голосования. Твой отец заметил меня, я уже подходила предупредить об опасности; оставалось всего несколько метров, но тут появился он.

Элис вспомнила тот день. На них будто случайно налетел хмырь. Она вырвала руку:

— Кто ты и почему следила за нами?

Мера опустила голову, затем начала говорить так тихо, будто находилась на исповеди, а не в тюремной камере:

— Я родом из "хлопушки", ни тебе объяснять про то, как прошло моё детство среди вони, нищеты и мусорных бурь. Природная красота — единственное наследство, которое я получила от родителей. Я спала и видела, как покинуть эту дыру и уехать, хотя бы в геттополис клонирования. О Теремах даже не мечтала. Два года назад, в последний день выборов, в геттополис прилетел "эффективный менеджер" кварк-глюонного завода. Он сошёл с ума, как только увидел меня и предложил поехать с ним в Терема. Заезжий старый уродец из аристо-элиты предложил мне золотые горы Агонии, дворцы, волшебный город сад. Мне, у которой за всё жизнь не было даже пары коньков. Я была помолвлена, мой жених был кольцевым гонщиком, самым известным в геттополисе.

Элис неожиданно вспомнила как кривлялся сексот из ларьца, изображая гонки на спортивной машине, а хмырь придуривался и корчил повешенного. Она не хотела перебивать Меру, но вопрос вырвался сам собой:

— Что значил был?

Мера вычурно вскинула руки, словно посыпала голову пеплом, затем продолжила:

— Я совершила ошибку, исправить которую оказалось уже невозможно, — бросила любимого человека и улетела в Терема с этим ублюдком. Золотая лихорадка сводила меня с ума. Это было похоже на психическое заболевание. Он подарил мне гору, самую высокую в агонии и назвал моим именем. Но и этого оказалось мало, я захотела, чтобы на горе высекли моё лицо и получило своё.

Элис внезапно осенило. Она вспомнила, что приняла за галлюцинацию молодое лицо девушки на золотой горе, во время прямой трансляции по испытанию квантового оружия в Судьбоносный День Победы. Более того, гора, выбранная в качестве цели для поражения, называлась Мера!

— Как это возможно? — взмолилась Элис. — Мне казалось, что цель для ракетного удара выбрали случайно.

Мера посмотрела на неё с сожалением: