Футбол. Искушение (СИ)

Дум о будущем Матвей старательно избегал, так как ясных путей не видел. Вечерами сидел на кухне, забившись в свой привычный тесный угол и, забыв о своём намерении меньше курить, смолил одну за другой. Отвлечься не получалось, книги, что раньше спасали Матвея возможностью погрузиться в иллюзорный мир и на время забыться, - не читались, мысли вновь и вновь возвращались ко встрече в Лужниках, к чудесному и нежданному умению и, отчего-то, к прошедшим крайним пятнадцати годам жизни, к потерянной профессии, нелепым и никчемным стараниям обеспечить жизнь обречённой на развал семьи, и опять к сыну, - с горечью утраты малейшей возможности повернуть всё вспять и проводить с ним столько времени, сколько всегда хотелось.

Иногда на кухне внезапно и совершенно бесшумно возникала Петровна, Матвей открывал холодильник и накладывал ей очередную порцию всё той же квашеной капусты, лука, хлеба, нарезал сала, разводил кипятком половинку бульонного кубика. Самому в рот ничего, кроме чая и того же бульона, не лезло. Остро хотелось водки, но Матвей себя сдерживал, да и финансы не позволяли. Деньги кончатся, чем кормить себя и Петровну?

На утро Тяглов проснулся с неожиданно ясным осознанием крайней, какой-то чувственной необходимости пойти в Храм. Неподалёку, ближе к центру по проспекту, стоит замечательный, сложенный из красного кирпича Храм, посвящённый Святым мученикам. Там Матвей редко, но бывал, когда чувствовал потребность остаться наедине с Господом. Чаще бывать он почему-то стеснялся. Именно там счастливая молодая семья Матвея 15 лет назад крестила своего малыша. И там Матвею было легко и хорошо.

На улице моросил мелкий и занудливый дождик. Температура была около нуля, и потому капельки дождя расплескивались по асфальту дворовых дорожек, растекались тонкой прозрачной пленочкой и почти мгновенно замерзали. Небо было серым, хмурым, сплошь затянутым облачной пеленой. Присутствие солнышка только угадывалось.

Матвей подошел к шкафу, распахнул скрипучую дверцу и попытался мысленно составить гардероб, приличествующий походу в Храм. Вытащил рубашку, потом пиджак на вешалке, повертел в руках и повесил обратно. Вышел на кухню, закурил. Теща спала. Тяглов распахнул холодильник, вынул тарелку, изобразил на ней всегдашний набор из еды, отрезал хлеба, рядом положил вилку. Оставил на столе. Петровна проснётся, поест. Сам есть не стал. Одеться решил просто, как обычно.

В Храме было тихо. Безлюдно. Только послушница, продающая на входе свечи, и полумрак. Полумрак, всегда царящий в древних церквях в будние дни, не казался темным, наоборот, он был напоен скупым, рассеянным, но от этого ещё более тёплым и ласковым сиянием, струящимся от редко зажженных свечей и лампад, отраженным от золочения образов, окладов и убранства, падающим сверху от вертикальных узких окон купола. Лики на образах светились изнутри и не казались написанными живописцем. Все они смотрели на Матвея живыми и добрыми глазами.

Матвей прислонился к стене. Потом присел на лавочку, стоящую у задней стены под пятном вытертой спинами прихожан крашенной маслом штукатурки. Очень тихо. Куда-то делись уличные шумы, привычный звук жужжащей и гудящей дороги. Всё осталось за стенами. Только Господь и Матвей. Голова немного кружится, но мысли ясные и чистые.

Матвей подумал о сыне. О бывшей жене, о своей маме и родном брате. Об институтских друзьях и приятелях. Вспомнил отца, дедушек и бабушек. Пожелал здоровья всем живым и покоя всем усопшим. В голове единой мыслью соткалось все то, что уже произошло и сейчас происходит с ним. Все его напасти и беды, радости и удачи, вся его неуверенность, беспокойство и все его надежды. Надежды на будущее. И эти мысли совокупно, весь свой ментальный посыл Матвей обратил к Господу.

Посидел ещё немного. Стало легко и невесомо. Матвей встал, подошёл к Образу Христа, поклонился, перекрестился и прочёл мысленно "Отче Наш", зримо и образно представляя текст священных слов.

По дороге домой Тяглов неожиданно почувствовал и увидел, что лица встречных прохожих добрее, чем обыкновенно, на улице неуловимо посветлело и сквозь шумы недалекого проспекта ясно пробиваются звуки природы - ветра, неба, птиц, шелест оставшихся листьев и едва уловимые поскрипывания осенних деревьев.

***