Футбол. Искушение (СИ)

Кузьмич не осознавал, какой он на самом деле счастливчик. Несмотря на его регулярные пьянки, родные, а именно, жена с дочерями, не просто помогли, а тактично, лаской и заботой устроили так, что диплом о высшем образовании он все же получил, пусть и не того ВУЗа, в котором первоначально учился, а другого, но статуса сильно не потерял. Благо в 90-е это было сделать проще. Мало того, его уговаривали, поддерживали, убеждали в том, что жизнь все же не потеряна, что многое ему можно еще сделать и на многое он способен.

И Кузь устроился на работу тренером в одну из футбольных школ, получил сначала низшую тренерскую категорию. Потом, благодаря своей былой известности и связям, без труда поступил на учебу в Высшую школу тренеров, после окончания которой повысил категорию. Переходил с места на место, но не забывал периодически, через положенные регламентом сроки, трезветь и дальше повышать квалификацию, благо, с подачи умной жены, не пренебрегал пользоваться своими прошлыми заслугами и многочисленными знакомыми, занявшие самые неожиданные, часто немаловажные посты в спортивных структурах.

В настоящее время Федор Некрасов имел совсем свежую, недавно подтвержденную перед квалификационной комиссией лицензию категории "А", позволяющую ему работать в любом, самого высшего уровня клубе, за исключением, пожалуй, только поста главного тренера основного состава в Премьер-лиге, но совершенно не пользовался открывающимися перед ним возможностями. Продолжал работать в детско-юношеском спорте, тренировал молодняк, а в последнее время даже и от этого удалился, наблюдая процесс со стороны, пользуясь положением "мэтра", а по сути - бездельничал. И все эти годы с завидной регулярностью он срывался и опять начинал пить, недолго, пару-тройку дней, потом возвращался к нормальной жизни, но авторитета ему это не прибавляло.

Взгляд опять набрёл на сиротливо лежащий посреди стола даренный смартфон. "Вот только батя у них то ли выродок, то ли изгой... ни толку, ни денег, - только сопли, слёзы и водка, - одним словом, футболист поломанный", - передёрнуло Кузьмича от самоуничижительных мыслей.

"Телефон... друзья-приятели... лишенец долбанный... Трус!" - что-то горячей волной, с почти ощутимой болью прокатилось по всему его телу, от судорожно сжимающегося в конвульсиях желудка до самого воспалившегося от поганых мыслей мозга, и Кузьмич схватил лежащий перед ним мобильник, совершенно неосознанно, почти импульсивно. Не позволяя себе ни на мгновенье задуматься, открыл адресную книгу, нашёл контакт "Ромик". В бытность Ромик, или Ром, - а сейчас Роман Владимирович Фененко, старый приятель и напарник Кузи, ещё по команде. А ныне начальствующий на не последней должности в этой самой команде, вернее, в клубе. Совсем не последней. Перезванивались они нечасто, в лучшем случае, три-четыре раза в год, не по делу, а лишь отдать должное старой памяти. Раньше же, еще в те, былые времена, они были друзьями "не разлей вода", Федор и предполагать не мог, что их яркая, безудержная дружба сменится редкими формальными диалогами, типа "ну как дела - все нормально", да и то - исключительно по телефону.

Некрасов вообще наблюдал общую картину, что, по мере взросления людей, вернее даже их старения, те черты и связи, что раньше считались безусловными и неподверженными разрушениям, приходили в постепенный, но непреклонный упадок. Друзья куда-то уходили, отношения таили, и Кузьмич с ужасом искал в себе те же тенденции, и когда их не находил, испытывал немалое личное облегчение, но с примесью горечи за потерю товарищей. Яркость простых, в молодости казавшихся неотъемлемыми и неразрушимыми чувств и отношений постепенно деградировали с годами. Вероятно, такова жизнь.

Кузь нажал вызов и поднёс трубку к уху. Рука, сжимающая телефон, внезапно и остро вспотела. Послушав некоторое время длинные гудки и не дождавшись ответа, Кузьмич вдавил кнопку отбоя, облегченно откинулся на спинку кухонного стула. Вздохнул: "Ничего, сам перезвонит". Подумал, что на нижней полке дверцы холодильника стоит ополовиненная "родимой", чтоб она была проклята! Собственно, он и собирался, тем более, сама по себе селедка, да с лучком, черным хлебом и вареным яичком прямо-таки взывают. Да и душевное состояние располагает.

Федор Кузьмич налил в стопку немного водки, выпил, поморщился, поднес к носу корочку хлеба и замер от неожиданно пришедшей в голову мысли: "Ему же, парню этому, примерно столько сейчас лет, как было мне, когда меня из команды попросили. Мягко попросили, даже обходительно, спору нет, но до чего же это было больно и обидно. И как же несправедливо. А я ведь мог еще. Многое мог, и, как минимум, не хуже других. Да что говорить, лучше, много лучше.".

Кузьмич сунул корочку в рот и начал нетороплив пережевывать: "И парнишка-то бьёт получше многих, да что скрывать, никто так не пробивает, такой точности ни у кого из нынешних нет. Да и из прошлых вспомнить не могу".

Федор вскочил из-за стола, подошел к стене и зачем-то уперся взглядом в полоски. Потрогал их пальцем и сказал вслух: