Читаем Футбол оптом и в розницу полностью

С Валентином Викторовичем меня свели спортивные интересы в 1997 году, когда я в год столетия российского футбола писал в газету «Футбол ревю» очерки о звездах большой игры. А отец писателя Виктор Лавров оставил в истории отечественного футбола яркий след: он забил первый гол в первом чемпионате СССР. Случилось это 22 мая 1936 года, когда столичный «Локомотив», цвета которого защищал Лавров, играл в Ленинграде с местными динамовцами. На пятой минуте той ставшей исторической встречи Лавров открыл счет! Тот гол и стал первым.

Позвонив сыну легендарного футболиста, я встретил очень радушный прием, и мы вместе поехали на Введенское кладбище, где под величественным надгробием покоится Виктор Лавров. Так мы и познакомились, а потом стали друзьями. Теперь мой книжный шкаф постоянно пополняется книгами с дарственными надписями писателя. Кстати, когда в прошлом году я сообщил Валентину Викторовичу, что работаю теперь в «Футбольной правде», он выдержал необходимую паузу и проронил: «А главный редактор у вас не Владимир Ульянов?» Юмор, понимаешь!


Браки и впрямь совершаются на небесах

В предыдущих главах я вспоминал о великих людях, с которыми познакомился только благодаря футболу — замечательной игре. В этой связи я просто обязан напомнить, что с Таней нас сосватал тоже футбол.

Произошло это в начале июня 1980 года. Я летел инспектировать игру в Сухуми и в аэропорту Внуково сразу обратил внимание на высокую стройную блондинку, шагавшую к регистрационной стойке... сухумского рейса. Словом, мы оказались в одном салоне Ту-154. Мне до сих пор кажется, что наши места, согласно билетам, оказались рядом. Но Таня этот факт категорически отрицает. Она уверяет, что мое место было совсем в другом ряду, а кресло рядом с ней просто оказалось незанятым и что, дескать, я вмиг туда перебрался.

Во время нашей беседы в гостиной «Футбольной правды» в 2004 году Таня уточнила: «Именно так оно и было. Едва я уселась в свое кресло и уложила на багажную полку вещи, как рядом оказался какой-то шустрый и разговорчивый мужчина, выделявшийся темным загаром (словно мы летели не в Сухуми, а обратно) и привлекательной сединой. В самолете мой сосед все пытался меня разговорить, но я не очень поддавалась».

Насчет «поддавалась» я не помню, но судьба в тот жаркий день ко мне благоволила. Примерно через полтора часа после лета нам объявили, что по метеоусловиям трассы сухумский аэропорт временно закрыт, и наш «Ту» сел в Адлере.

Я предложил Тане скоротать время в ресторанчике аэропорта. К моей радости, она не отказалась. Более того, Таня сообщила мне дату своего возвращения в Москву и номер рейса. Через три недели я уже мчался во Внуково. Каков же был мой ужас, когда мне сообщили, что опять из-за метеоусловий рейс уже посадили в Домодедове! Примчавшись туда с закипевшим двигателем, я узнал, что Танин самолет сел почти час назад. Обреченно походив мимо галерей № 1 и № 2 и не найдя там Тани, я поехал домой.

Телефоном блондинки я все же успел запастись еще в Адлере. На мой нервный звонок ответил невозмутимый, но уже знакомый голос: «Да, это я...»

Что было дальше, вы знаете.

Правда, следует добавить, что вскоре после начала нашей совместной жизни узнавший об этой истории мой старый и добрый коллега по судейскому цеху остряк и балагур Володя Барашков сравнил Таню со знаменитой дрессировщицей львов Ириной Бугримовой. Он считал меня хищником, не поддающимся дрессуре... Но ошибся: «Бугримова» победила.

В футбольных кругах мое имя было всегда на слуху. И не только благодаря приобщению к судейскому поприщу и к спортивной журналистике. Я был еще известен как неисправимый ловелас и, говорят, пользовался успехом у женщин.

Моя любимая Таня знает не только о моем военном и футбольном прошлом: она осведомлена и о моем нежном отношении к женщинам. Ей, наверное, трудно уживаться с человеком, сохранившим эти чувства (пусть только мысленно) и поныне.

В этой связи я часто напоминаю ей старый, но, на мой взгляд, прекрасный анекдот: немолодая пара сидит на пляже у берега теплого моря. Муж все время крутит головой, провожая взглядом прекрасные женские фигуры. Жена, не выдержав, делает супругу замечание. Удивленно взглянув на любимую жену, муж отвечает: «Знаешь, дорогая, я не забываю, что нахожусь на диете, Но это ни в коей мере не означает, что я не могу читать меню».

И еще. Великий Борис Андреевич Аркадьев, которого я как-то застал в гостинице города Баку читающим книгу, заявил мне, что, по его мнению, интеллигентный мужчина должен отдыхать либо с женщиной, либо с книгой. И, погладив лежавший на столе томик, с улыбкой добавил: «В последнее время я заметил, что стал очень много читать»... Аркадьеву тогда шел уже седьмой десяток.

Со своей стороны я тоже должен признать, что в последние годы я стал значительно больше писать. А о женщинах неизменно вспоминаю с восхищением и нежностью.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное