Читаем Футбол - только ли игра? полностью

Мы играли с ним в одной связке, в центре – сдвоенный центр нападения. Я оттянулся немного назад, все внимание переключил на Боброва. Получая мяч, невольно искал его: он, наверное, открыт. И он действительно бывал открыт. Вся моя психология сама собой перестроилась – не рваться к воротам, передать мяч Боброву. Он открыт, он забьет!

В 1953 году приехала сборная Будапешта, провела два матча со сборной Москвы. Первый наши сыграли вничью – 1:1. Второй выиграли со счетом 2:1. Я смотрел на эту игру с трибуны. Когда Сергей Сальников скинул мяч головой Боброву на выход вперед, он выскочил один на один, но в последний момент вратарь Грошич успел накрыть мяч. И снова Бобров вышел один на один, Грошич бросился к нему, можно уже было посылать мяч в ворота: они пусты, а Сева не торопился – настолько велико у него было самообладание. Бить пришлось бы под острым углом, поэтому он, решив действовать наверняка, вывел мяч под правую ногу, ближе к середине. В это время уже подоспели защитники, встали в ворота, но Бобров, хладнокровно распорядившись мячом, послал его мимо защитников. Высочайшее мастерство!

Вспоминается матч в Киеве. Против Боброва играл Паша Лерман, центральный защитник киевского «Динамо». Очень жесткий игрок, я бы даже сказал, жестокий. В один из моментов на правом фланге у боковой бровки он так принял Боброва, что тот вылетел на беговую дорожку. Дорожки в то время были гаревые, и Сева, не успев сгруппироваться, упал, сильно ободрав плечо и лицо. Вскочил. Будучи человеком обидчивым – а тут не только обида, но и боль жуткая, – оскорбил защитника. Разрядившись, снова бросился в бой.

В первой половине игра у него не шла (да, и с ним такое случалось, и его освистывали с трибун, и ему кричали: «Боброва с поля!»), а во второй, разозлившись на хамскую выходку Лермана, он буквально начал таранить ворота. Фланговая атака, я прохожу по левому флангу, слышу бобровский крик: «А!» – посылаю мяч вдоль ворот к ближней штанге. К нему бросаются центральный защитник и вратарь, но Сева каким-то непостижимым образом просунул ногу между ними и щелчком послал мяч в ворота. Мы повели 1:0.

Игра продолжалась. Очередная атака пошла с правой стороны. Я получил пас и уже по интуиции, опередив бобровское «дай!», послал мяч вразрез штрафной площадки. Сева обыграл центрального защитника, оказался один на один с вратарем. Тот вышел на него, Бобров сделал замах – вроде бы бьет – и, когда вратарь распластался, мягко послал мяч через него в сетку. Так мы выиграли этот матч 2:0. Два незабываемых гола, в которых проявились и страсть, и злость Боброва, и его удивительное хладнокровие.

Когда читал впервые теперь уже широко известные стихи Евгения Евтушенко «Прорыв Боброва», именно этот матч вспоминал. Слова поэта точны, как бобровские удары.

Кто гений дриблинга, кто – финта,а он вонзался словно финка,насквозь защиту пропоров.И он останется счастливоразбойным гением прорыва…………………………………………………..играл в футбол не протокольный –в футбол воистину футбольный,где забивают, черт возьми!

Во время игры все время слышалось: «Держите Бобра!» Держали жестко. Доставалось ему больше, чем другим: били по ногам, ломали ребра, а он шел вперед, прорывался. Оглядываться, остерегаться – это не по нему.

Взрывной, импульсивный – он и в жизни был таким. Попадал в неприятные истории. «Сева опять не сдержался. Сева опять сошел с катушек. Не мальчик уже, когда угомонится?!» – сокрушались друзья. Ему, видимо, мешало то, что слишком рано узнал себе цену: он – Бобров, ему все простится. Но в нем никогда не проклевывалось и намека на «звездное» высокомерие. Поэтому и в «Спартаке» его прекрасно приняли все игроки. Он велик, недосягаем, и он – открытый, честный, порядочный парень.

Человеком был необычайно широким и добрым. Его доброту нередко эксплуатировали – с какими только просьбами не обращались друзья, знакомые, полузнакомые, а он неизменно откликался. Да и без просьб всегда готов был прийти на помощь. На моих глазах случалось, стоит кому-то пожаловаться на неприятности, неурядицы, как Бобров тотчас вскакивает: «Слушай, это же все можно решить, уладить, я помогу! Садимся в машину, едем! Зачем откладывать? Сделаем все сейчас!»

Я счастлив, что судьба не обошла меня его дружбой. Мы дружили семьями. Мечтали получить рядом дачные участки, чтобы почаще видеться в свободное время. Я питал к нему самые нежные чувства. Непосредственный, в чем-то очень наивный, большой ребенок! Всем верил, ко всем был расположен.

Перейти на страницу:

Все книги серии Звезды спорта

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное
40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное