Читаем Футбол - только ли игра? полностью

В последние годы тренировал футбольную команду ЦСКА. Команда заняла в чемпионате шестое место – и его освободили. Переживал тяжело. Узнав о случившемся, мы с женой сразу отправились к нему. «Хорошо, что приехали», – тихо сказала нам на пороге Елена Николаевна, его супруга. И надо было видеть, как оценил он эту малость, это элементарное проявление дружеских чувств. Он ценил в людях то, что сам раздавал им столь щедро.

Его смерть ошеломила. Потрясла ее внезапность. Но, может быть, такие люди и не уходят из жизни иначе? Москва провожала его как народного героя. Жизнь без него во многом стала беднее. И я лично очень признателен Евтушенко за стихи, в них знакомый, живой Бобров!

В его ударах с ходу, с летаот русской песни было что-то.Защита, мокрая от пота,вцепилась в майку и трусы,но уходил он от любого,Шаляпин русского футбола,Гагарин шайбы на Руси!………………………………………………..И снова вверх взлетают шапки,следя полет мяча и шайбы,как бы полет иных миров,и вечно – русский, самородный,на поле памяти народнойиграет Всеволод Бобров!

Растет, вернее, вырос уже, его сын Миша. Михаил Всеволодович. Играет в хоккей. Спросил его:

– Миша, а почему ты выбрал хоккей? Твой отец был и хоккеистом и футболистом.

– Да вы знаете, хоккей ведь – под крышей: чисто, красиво. А футболисты и в грязь, и в слякоть должны месить поле.

Да, сегодня увлечения нередко диктуются условиями – тепло ли, сухо ли…

Кстати, Деттмар Крамер, известный футбольный специалист – тренировал мюнхенскую «Баварию» в годы ее взлета, работал тренером во многих странах, сегодня тренер-советник ФИФА, – недавно рассказывал, что в ФРГ все труднее вовлекать мальчишек в футбол. Предпочитают другие виды спорта, где занятия в крытых помещениях, красивых залах. Повсеместная, видимо, проблема.

…И другой самородок остался «на поле памяти народной» – Григорий Иванович Федотов.

Первым забил сто мячей в чемпионатах страны. Его именем назван клуб, членами которого становятся футболисты, достигшие федотовского рубежа.

Личность тоже легендарная. Долгое время мы говорили о нем как о футболисте номер один, не иначе. Сегодня, наверное, такое понятие уже устарело – футбол ушел далеко вперед, появились новые таланты. Первым футболистом Европы был признан Лев Яшин. Через несколько лет – Олег Блохин, за ним – Игорь Беланов. Но Федотов как раз многое сделал для развития футбола: в свои игровые годы опережал время.

Недолго прожил, недолго играл – его, как и Боброва, преследовали травмы, – а в истории советского спорта он останется как очень мудрый футболист. Тонко понимал игру, выполнял такие выверенные передачи, что все диву давались. Был настоящим дирижером игры. Играл в связке с Бобровым, но не только его выводил на острие атаки – и Гринина, и Демина, и Николаева.

Были точнейшие пасы, которыми владел только Федотов, был удар, получивший название «федотовский». Мог распластаться над землей и ударить с лета. Он настолько умел, как мы говорим, положить корпус, что мяч никогда у него не шел выше ворот. Мог броситься рыбкой и нанести удар головой…

Федотовский удар был особым, каким-то прижимистым. Многие бьют хорошо, но никто так, как Федотов. Тяжеловатый, с тяжелыми ногами, его нельзя было назвать быстрым футболистом, и тем не менее он всегда уходил от защитников.

В 1952 году он уже закончил играть и был тренером в олимпийской сборной – Борис Андреевич Аркадьев взял его к себе помощником. Сборная готовилась в Леселидзе к Олимпиаде. Алексей Хомич попросил Федотова поработать с ним, побить по воротам. Григорий Иванович встал на линию штрафной площадки и говорит своим мягким, от доброты идущим голосом: «Алешенька, сейчас я посылаю тебе мяч в правый угол». Наносит удар, и мяч впритирку со штангой влетает в сетку ворот. «А теперь, Лешенька, я пошлю тебе удар в левый угол», – и мяч летит в заданную точку. Хомич отчаянно бросился за ним, но достать не смог.

Так продолжалось довольно долго. Потом Григорий Иванович взял мяч в руки и сказал: «Знаешь что, Леш, хватит, а то ты о штангу еще ушибешься». Я видел, как злился Хомич. Он, которого сравнивали всегда не иначе как с тигром – за реакцию, прыгучесть, – не достал ни одного федотовского мяча. «Давай еще, Григорий Иванович! Еще!» – кричал в азарте, а Федотов уговаривал: «Да ладно, Леш, хватит».

Был на редкость деликатным, мягким человеком. Увидит новичка под трибунами – непременно подойдет, первым протянет руку, поздоровается, познакомится. Запомнит. Некоторые терялись: кумир и так себя ведет, так просто держится!

Перейти на страницу:

Все книги серии Звезды спорта

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное
40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное