Футуризм и всёчество. 1912–1914. Том 1. Выступления, статьи, манифесты

Значение башмака возросло и, как убедишься далее, достигло зенита. Ныне он носитель механической красоты, и разбор этой красоты займёт меня, прежде чем я буду говорить о его смысле. К тому же в ней обоснование новых искусств и гибель красоты земли. В прошлом году я как-то утверждал, что современный башмак прекрасней Венеры Милосской³⁰¹. Можете себе представить, сколько негодования и бешенства вызвало обнародование этой истины. Как друзья, так и враги ополчились на меня, заподозрили в желании оскорбить невинность Венеры, называли варваром, насильником, разрушителем культуры, тогда как я именно стоял за культуру. Так вот. В состав человеческого сознания входят особые переживания, именуемые эстетическими, и то, что вызывает их, положительно красиво, что отрицательно – безобразно. Рассмотрение их обнаруживает, что возникают они по адресу множества предметов, но всегда по адресу формы, т. е. соотношения частей данного предмета, по адресу его согласованной конструкции. Эстетика имеет в виду примирённость составляющих, насыщенность или их композицию. Теперь вспомни, что <до> последнего времени природа считалась не только не глупым, но даже мудрейшим зодчим. Я бы сказал, до того дня, как Гельмгольц заметил, что человеческий глаз сделан так скверно, что может быть сочтён за изделие неряшливого и глупого оптика³⁰². Из признания природы мудрым зодчим следствие – природа красива. Но это признание подразделялось: с одной стороны – красива сама природа, пейзаж, с другой – её создание, человеческое тело. Эти мнения вообще чередовались в истории. В древности ценили тело и отрицали красоту природы, красота природы была неведома древним до Авзония³⁰³. В эпоху расцвета Голландии ценился пейзаж. В последнее время вернулись к телу, и знаменательны слова И.Ф. Анненского – красота для поэта женщина или как женщина³⁰⁴. Искусство мы оставим в стороне. Важно одно, что до нас вся красота заключалась в теле и природе. Но вот появляется машина, построенная по принципу целесообразности, и сработанные ей механические вещи. Построенная иначе, чем тело и пейзаж, она стала синонимом уродства. Машина убила красоту – вот мнение слюнтяев символистов, конечно, знакомое вам. Но вдруг открыли, что машина красива. И увлечение ей начало расти. Сначала бессознательно. Потом Маринетти провозгласил: automobile est plus belle que la Victoire de Samofrace³⁰⁵ – и погибло увлечение природой. Красота пейзажа умерла. Это, прежде всего, обнаружила живопись. Красота тела умерла. Это тоже обнаружили живописцы. Им на смену пришло признание красоты за механическим. Она несёт свободу от земли и потому победит.

Сверля в поезде пространство, я, скучая, сижу у окна, чтобы не было за ним – равнина, скаты холмов или неряшливо накиданные горы, меж которыми елозит река, ежеминутно пересекая, пока, ради этого я только и сижу, – не мелькнёт <ли> пост, семафор или локомотив. На улицах городов влекут витрины технических контор, обувных магазинов, трамваи окрыляют, а минуя автомобили, стоящие у подъездов нетерпеливо, нехотя я останавливаюсь погладить глазами и рукой их изумительную кожу, подобно тому, как мужчины уходящего дня оглядывают и гладят тех, кого готовы любить. Механическая красота безраздельно царит во мне, и мне кажется глупым и бездарным вопрос, красива ли женщина, ибо так можно спрашивать только об автомобилях и башмаках. Нет людей, на которых <механическая красота> не простёрла очарование. Даже тот, кто не неистовствовал за рулём, кто не путешествовал, не слонялся по фабрикам, не работал на заводах, кто ведёт праздную жизнь гниющих магнолий, комнатную и безвольную, не мог избежать её очарования. Да здравствует механическая красота, всецело наша, и человек да станет сам машиной. И механической сделает вселенную.

Современный башмак красив подобно автомобилям и двигателям. Но будучи связан с идеями, о которых я говорил, – влечёт особенно. Вот почему – признанье красоты за ним, явилось раньше признания механического вообще. Вот почему я повторяю, что современные искания в области эстетики – начиная от Гамана³⁰⁶ и кончая английскими проповедниками целесообразности, эстетика новых поэтических и живописных течений – заключена в башмаке.

Утверждение, что современный башмак красивей лучшей из женщин – не фраза, это факт сознания моего и многих со мной, и я уверен, что далеко не все, переживающие красоту башмака, переживали красоту Венеры. Ведь очевидно, что американский Башмак сделан лучше Венеры Милосской.