Читаем Футуризм и всёчество. 1912–1914. Том 1. Выступления, статьи, манифесты полностью

Выразительности лица служит мимика. Она гибка, но недостаточно красноречива. Мы же хотим кричать. Кричать будет раскраска. Пусть сначала её словарь будет беден. Потом всё неожиданно может приобресть смысл. О неведомом будет нашёптывать она, ибо скажет так, как не выразить словами. Вот новая форма проповедничества. Вот ещё [одно,] почему мы за раскраску, ибо мы хотим глашатайствовать. Раскраска не только декоратор, но и газетчик. Я возвращаюсь к великому вопросу, нависшему как грозовая туча. Думаю – разогнал ли её. Мой ответ – дан – мы раскрашиваемся, следуя задаче освобождения человека от земли, желая сделать человека декоративным и выразительным ещё более. Мы стремимся к живописному лицу. В манифесте прошлого года277 я писал – мы раскрашиваемся, потому что чистое лицо противно, перестраиваем жизнь, хотим глашатайствовать о неведомом и несём на верховья бытия умноженную душу человека. На верховья бытия принесли её, на вершину Гауризанкара. Говорящим, что мы раскрашиваемся, потому что это красиво, отвечу – это мало, нас пленит не только красота, но и борьба, говорящим – раскраска протест, а это делает грязная компания Гилеи278, странствующих скоморохов279, которые, украв у нас имя и раскраску280, извратив в омерзительно реалистическое рисование свиней и псов на щеках, ныне кривляясь по провинции, назвали её [раскраску] футуристической – их спрошу – протест против кого – земли. Но это не протест, а освобождение. Против толпы. О, нечестивцы, страдающие недержанием. Или вы думаете, что творя новые ценности, мы думаем о счётах с толпой. Если вы поступаете так – хуже для вас, ибо это говорит о том, что смысл вашей жизни грязные пятаки, которые толпа бросает вам [в лицо]. Говорящим же, что мы раскрашиваемся, чтобы обратить на себя внимание, я просто плюю в лицо, и пусть жирные плевки украсят их щёки, как синие пятна – мой красный цилиндр. Спрашивают – почему мы не раскрашиваемся дома. Но раскраска – проповедничество раскраски, и что будет из того, если никто не увидит нас? Но раскраска – живописное лицо и, вынося её, мы уже уменьшаем торжество лица как оно есть.

Мой нынешний рисунок далёк от той полноты раскрашенного лица, о которой я говорю. Это просто декоративная и однотонная линия и начало слова. Но раскраска трудна и долговременная. Нанесение рисунка уже достаточно выразительный символ.

Вас занимает история. Случайно это делалось всегда, и особенно детьми и художниками. Мы же ввели в прошлом году, Ларионов и я, и вы знаете, что получилось. Вы знаете, какое улюлюканье и свист поднялись. А разве теперь стали терпимее. Разве почитатели лица готовы сдаться? В декабре в журнале Аргус мы напечатали манифест281; там писали – раскраска: заревая песнь о человеке, как горнист перед боем призывает, она борется с землёй, лицемерно притаившейся под колёсами до часа отмщения. За неистовством толпы пришло неистовство властей. Пошли судебные процессы и штрафы. Какой-то хам мне кричал в одном из ресторанов, что раскрашиваться некультурно, что к раскрашивающимся следует применять телесные наказывания, что удивляется, как меня за такую гадость ещё не выгнали <из> университета – и я думаю, тут есть согласные с ним – за что и получил хороший удар стулом. Мировой судья, судивший моего друга Михаила Ле-Дантю, живописца, нашёл, что это некультурно и нарушение общественного благочиния, приговорив к высшей мере наказания282. Как видите, наше дело попало в самую середину, ибо лицо ещё святыня и зеркало земли. Но наши дела слишком пламенеют, чтобы опасаться, мы обуреваемы силами, которых вам не одолеть. Наконец, наша молодость – зачем вы забываете это? Что поделаешь, ваше старческое шамканье. Я отлично понимаю, почему вам не разжевать этой пищи. Ведь у вас нет зубов, с вас песок сыпется – господа, защитники лица. Я отлично понимаю, почему ваш ум не в силах усесться на приготовленные нами места. Ведь мы высекли розгами полушарья ваших мозгов, так что они вспухли как воздушные пироги. [Всё равно, пока не одумаетесь, мы порки не прекратим.]

[Итак, вот вам идеологические построения в оправдание нашей раскраски.] Вот всё. Я, кажется, порядком наворочал и логики, и доводов, и вам осталось быть довольными. Кажется, всё сглажено. И если для вас раскраска всё ещё остаётся пугалом, значит, вы вообще невменяемы, и нам больше нечего вас убеждать. Мы будем делать наше дело и намозолим вам глаза, пока они не перестанут замечать нас. За нами идут многие, такие же молодые, сильные и решительные, как мы. [Вот уже в Париже прививается раскраска лица и Matin посвящает большую статью – La mode russe283. Они соберутся за нами сюда и, покончив дело с землёй, мы устремимся в звёздные пространства. Здесь на Гауризанкаре футуристы говорили – Debout sur la cime du monde nous langons encor une fois le defie aux etoiles284. Мы скажем: мы пришли опрокинуть [землю] её для новых обетований и новых небес.]

Перейти на страницу:

Все книги серии Real Hylaea

Похожие книги

Батюшков
Батюшков

Один из наиболее совершенных стихотворцев XIX столетия, Константин Николаевич Батюшков (1787–1855) занимает особое место в истории русской словесности как непосредственный и ближайший предшественник Пушкина. В житейском смысле судьба оказалась чрезвычайно жестока к нему: он не сделал карьеры, хотя был храбрым офицером; не сумел устроить личную жизнь, хотя страстно мечтал о любви, да и его творческая биография оборвалась, что называется, на взлете. Радости и удачи вообще обходили его стороной, а еще чаще он сам бежал от них, превратив свою жизнь в бесконечную череду бед и несчастий. Чем всё это закончилось, хорошо известно: последние тридцать с лишним лет Батюшков провел в бессознательном состоянии, полностью утратив рассудок и фактически выбыв из списка живущих.Не дай мне Бог сойти с ума.Нет, легче посох и сума… —эти знаменитые строки были написаны Пушкиным под впечатлением от его последней встречи с безумным поэтом…В книге, предлагаемой вниманию читателей, биография Батюшкова представлена в наиболее полном на сегодняшний день виде; учтены все новейшие наблюдения и находки исследователей, изучающих жизнь и творчество поэта. Помимо прочего, автор ставила своей целью исправление застарелых ошибок и многочисленных мифов, возникающих вокруг фигуры этого гениального и глубоко несчастного человека.

Анна Юрьевна Сергеева-Клятис , Юлий Исаевич Айхенвальд

Биографии и Мемуары / Критика / Документальное