Футуроцид. Продолженное настоящее

Гремлин, и так-то до крайности возбужденный недавними неприятностями, в ответ ядовито шипит, что гипотеза Эверетта – это схоластическая чепуха. Каарло Хинтикка уже давно доказал, что расщепление действительно происходит, но исключительно на квантовом уровне, а по мере приближения к макромиру траектории бытия укрупняются, поглощая друг друга, в результате мы получаем единственную реальность.

– Вообще не морочьте им голову!.. – Он тычет большим пальцем вверх, к потолку, указывая на невидимых наблюдателей. – Они и так ничего в этом не понимают!..

Все это – при открытых дверях кабинета.

Группа прислушивается.

Профессор потом, видимо, чтобы остыть, бродит с полчаса под дождем в полиэтиленовой прозрачной накидке. Даг к нему осторожно присоединяется, и тот, словно продолжая дискуссию, говорит, что весь проект «Аргус», по его мнению, опирается на гносеологическую невнятицу. Во-первых, у нас нет метода для нахождения поворотных точек, воздействовав на которые мы могли бы создать желаемые версии будущего. Нет аналога решетки Эратосфена для простых чисел, слышали о такой? Нет фильтра, который просеивал бы фактуру реальности, выделяя необходимые реперы. Во-вторых, мы совершенно не знаем, как требуется повлиять на эти самые поворотные точки, к тому же каждая версия может определяться различным сочетанием их. Вариантов здесь может быть сколько угодно. А в-третьих, и это главное, говорит Профессор, я не уверен, что наша реальность, наше сумбурное, безобразное, хаотическое настоящее вообще такие точки имеет. Возможно, мы давно их проехали. Они скрыты в глубоком прошлом, под пластами времени, и нам уже недоступны. Понимаете? Наша реальность даже в принципе не способна породить никакой позитив. У нее просто нет такого потенциала…

Минуты три после этого монолога Профессор молчит. Слышен шорох дождя, ощупывающего их полиэтиленовые накидки. А потом Профессор, влекомый, видимо, инерцией рассуждения, говорит, что интересную мысль высказал в свое время Макс Планк, один из основоположников квантовой физики. Планк полагал, что если существует начальный статус Вселенной, сингулярность, кауза аффикьенс, побудительная причина, как он ее вслед за Аристотелем называл, которая породила собою все, то, вероятно, у Вселенной существует и конечный статус, кауза финалис, некий предел, «точка омега», как несколько раньше обозначил ее уже Тейяр де Шарден. Но если подобный конечный статус в самом деле наличествует, то все процессы, текущие в мироздании, должны быть ориентированы на него. А отсюда Планк выводит парадоксальное заключение. Не будущее определяется прошлым, как мы наивно считаем, а прошлое определяется будущим, пусть даже этого будущего пока еще нет. Такой вот обратный детерминизм.

– То есть все это может выглядеть совершенно иначе, – задумчиво говорит Профессор. – Стрела времени, по определению Хокинга, действительно существует, в том смысле, что мы помним прошлое, а не будущее. Но это память отдельного человека или всего человечества, а есть еще память Вселенной, выраженная в ее универсальных законах. Нам эти законы пока неизвестны.

К ним незаметно присоседивается Анчутка. Тоже – в накидке, которая явно ей велика и потому волочится по земле. Она осторожно берет Дага под руку, тот чуть вздрагивает, но не отодвигается: Анчутка последнее время весьма откровенно липнет к нему, претендуя, по-видимому, на нечто большее, чем приятельские отношения.

– А я сегодня во время сеанса, представьте, уснула, – сообщает она. – И видела такой сон… такой сон… – Она закатывает глаза. Ни Даг, ни Профессор к ее словам интереса не проявляют. И Анчутка немного обиженно добавляет: – Это, разумеется, не трансцензус…