Футуроцид. Продолженное настоящее

Понятно, что лучшей кандидатуры, чем Элл Карао, не сыщешь. И поселок, и староста облегченно вздыхают. Наконец-то им удастся избавиться от отверженного. Наконец-то он больше не будет неприкаянностью своей мозолить глаза. Чиновник торопится. На сборы Эллу предоставляют всего пару часов. Впрочем, столько ему и не нужно. Там же, на Северном побережье, он прощается с Мимилао. Элл дает клятву, что обязательно вернется за ней. А Мимилао, едва сдерживая слезы, в свою очередь, обещает, что будет ждать его несмотря ни на что. Год, два, пять, десять лет, сколько потребуется. Она будет принадлежать только ему.

Что может быть искренней юношеских клятв?

Вдохновленный их сияющими надеждами Элл Карао отправляется в путь.

Он даже не оборачивается на остров, когда резкий северо-западный самуаль надувает красные паруса.

Он лишь крепче прижимает к себе мешок с пожитками.

Там, укутанная в ворох рубах, завернутая в чистую ткань, покоится на дне тетрадка из книги, которую он сумел сохранить…

Ангулаг – Дом Единого Бога – потрясает провинциала. Элла поражает пестрота парусов в Королевской гавани: желтые – у военных галер, красные – у правительственных чиновников, синие – у торговцев, белые из некрашеного холста – у простых рыбаков. А есть еще полосатые – это каноэ аристократов, а есть ярко-зеленые, треугольные, принадлежащие Храму. На улицах же настоящее столпотворение: тысячи людей одновременно спешат куда-то, сталкиваются друг с другом, ссорятся, мирятся, разговаривают, смеются, кричат. Неторопливо шествуют патрули с бронзовыми мечами. Стучат молотками ремесленники. Сотни лавочников вопят, призывая хотя бы взглянуть на выставленный товар. Купить можно все что угодно – были бы деньги. Из окон трех- и даже четырехэтажных домов низвергаются то звон посуды, то музыка, то голоса. Тут же чадят жаровни с ломтиками рыбы, переложенной кругляшами батата, в больших чанах булькает похлебка из моллюсков или морских ежей. И над всем этим неустанным человеческим гамом, над этим будоражащим копошением, которое образует столичную жизнь, величаво, чуть ли не достигая причудливых облаков, возвышается посверкивающий алой глазурью дворец тханга «из десяти тысяч камней», а вровень с ним – гигантская уступчатая пирамида, зиккурат, храм Великого Тангулага, высеченный, согласно преданиям, из цельной скалы, на верх которой ведет «тысяча священных ступеней». Поднимающийся по ним очищается от всех скверн и грехов.

Не меньшее впечатление производит на него школа: десятки казарменных зданий, где расселены более восьми сотен учеников. Множество незнакомых лиц, множество диалектов, некоторые из них он понимает с трудом. У юношей из отдаленных провинций на теле – племенные татуировки, а у нескольких даже – бронзовые кольца в носу. Элл чувствует себя песчинкой в этом оглушающем разнообразии. Мир оказывается огромным, он не ограничен пределами Рабануи. Впрочем, особенно переживать Эллу некогда. Распорядок в школе такой, что не остается ни одной свободной минуты. Подъем в шесть утра, час физических упражнений, завтрак, потом – занятия с краткими перерывами на обед и ужин, они заполняют собой весь день, в десять часов – отбой, никому не позволено это расписание нарушать. Нерадивых безжалостно отчисляют. И только лишь в день восьмой, особенный день, когда Милостивый Тангулаг, завершив создание мира, сел отдыхать, им полагается перед сном три часа личного времени.

Элла эта жесткая дисциплина нисколько не напрягает. Напротив, он чувствует, что она выковывает из него нового человека. Наказания за нерадение ему не грозят. Он впитывает знания, как пересохшая земля – воду. Он изучает математику и астрономию, которые открывают ему тайны счислений, он вгрызается в хиромантию, объясняющую, что есть здоровье и что есть болезнь, он тренируется в священных танцах, посредством которых человек общается с Сияющим Тангулагом, и к нему начинают понемногу присматриваться жрецы, потому что такое упорство, конечно, должно быть вознаграждено. На классическом тонго-тонго он уже через год говорит практически без акцента, ни один житель столицы не заподозрит теперь, что перед ним бывший провинциал. А что касается тонго-тао, магического языка жрецов, то Элл осваивает его вплоть до второго уровня – все, что допустимо знать человеку, не возведенному в сан.

Мир распахивается перед ним не только вширь, но и вглубь. Он узнает, что в начале всего был серый туман, а земля и море возникли только тогда, когда по волеизъявлению Тангулага был отделен свет от тьмы. Он узнает, что настроение человека зависит от соотношения гуморов, находящихся в нем: темный гумор порождает гнев и печаль, светлый гумор – радость, счастье, любовь. Он узнает, что воды океана зеленые из-за крохотных водорослей, содержащихся в них, и что штормовые ветра возникают, когда Тангулаг делает вдох и выдох.