Футуроцид. Продолженное настоящее

Чем-то все тутошние были друг на друга похожи, и я сначала никак не могла понять чем, а потом вдруг поняла: это все были люди, потерпевшие неудачу, человеческие обломки, выброшенные волнами жизни на незнакомый и неприветливый берег. Они как бы стеснялись и себя, и других, и того, что они среди этих других оказались.

Похоже, то же самое было сейчас и с отцом. Я не знала, куда деваться от его виноватых, как у побитой собаки, глаз. К счастью, самолет уже вырулил на взлетную полосу, завыли двигатели, нас всех прижало ускорением к креслам, корпус затрясся, точно вот-вот развалится на куски, кто-то вскрикнул, у кого-то упала и выкатилась в проход бутылка с водой, опять где-то в задних рядах заплакал младенец, но тут же последовал грузный, как у переевшей птицы, прыжок, и через пару минут, когда лайнер, опустив крыло, заложил глубокий вираж, я смогла бросить последний взгляд на город: рассекающая его лента реки, иглы граненых шпилей, пестрая кавалькада дворцов, сгрудившихся у центра.

Все, больше я сюда не вернусь.

Прикрыв глаза, я подумала, что каждый человек, вероятно, проживает несколько жизней. Причем каждый раз он при этом становится совершенно иным. А переход из одной жизни в другую – маленькая смерть, темный обморок, когда уходят в небытие все те, кого ты ранее знал. Ты умираешь для них, они – для тебя. И я тоже сейчас как бы слегка умираю. Это больно, конечно, но это скоро пройдет.

А еще я подумала, что Оптимум, возможно, был прав. Мы с Артемом и в самом деле не слишком подходим друг к другу. Он точно знает, чего он хочет, или, по крайней мере, уверен, что знает. А я не знаю, чего я хочу, и не уверена, что буду когда-либо это знать. Или, может быть, даже не так. Оптимум прав в том мире, где существует сам Оптимум. И где именно он задает правила, которые следует соблюдать. А я права в том мире, где Оптимума нет вообще. И где правила своей жизни создаю я сама. Однако в этом мире Оптимум все-таки прав. И за эту беспощадную правоту я ненавидела его всей силой души. Была бы осой, действительно воткнула бы жало, впрыснула бы в его сети свой яд, пусть ему будет так же больно, как мне.

Додумать эту мысль я не успела. Самолет вдруг тряхнуло так, что я чуть не вылетела из кресла. По всему салону защелкали и открылись крышечки аварийных отсеков. Вывалились оттуда желтые кислородные маски, и одна из них закачалась передо мной, разинув змеиную пасть. Я изо всех сил отталкивала ее, краем глаза видя, как хищные резиновые нашлепки обхватывают лица других пассажиров. Люди корчились, беззвучно задыхаясь и умирая. Так вот почему нас всех собрали на один этот специальный чартерный рейс. На самом деле никакого Билярска не существует. Оптимум таким путем утилизует ненужный ему человеческий шлак.

– Что с тобой?… Аська!.. Очнись!..

Я открыла глаза и увидела испуганное лицо мамы.

– Асенька… Ты стонешь… Малыш… Приснилось что-то плохое?…

Оказывается, я задремала.

– Попей водички…

– Не надо.

– Ну вот возьми – яблоко съешь…

– Мама! Со мной все в порядке!

Или это был не сон, а прогноз? Я увидела то, что вот-вот с нами произойдет?

Не знаю.

Я отвернулась к окну.

Простиралась под самолетом комковатая облачная равнина. Солнце светило откуда-то сбоку и озаряло собой бледную арктическую пустоту.

Казалось, что мы летим в никуда.

В никуда, в никуда.

Над снегами, которые никогда не растают…

Джоконда

Синестезия – это не психическое расстройство. Это не болезнь, это лишь специфический сдвиг восприятия, довольно редкий нейрологический феномен, при котором активация одной сенсорной зоны коры головного мозга порождает непроизвольный отклик в другой. Для Набокова, например, были окрашенными слова: сине-зелено-оранжевая мозаика испещряла бумагу. Писателя вел за собой цвет, а не образ. Отсюда, вероятно, его лабораторный язык, который одних восхищает, а других, напротив, отталкивает своей нарочитой искусственностью. Или синестет, например, может ощущать музыку как плеск радужных волн, хотя и саму музыку – звук – он при этом тоже воспринимает.

Эта функциональность – врожденная. Синестезию нельзя вызвать каким-либо внешним воздействием.

Разве что впав в наркотический транс.

Однако галлюцинаторная смесь сознания и подсознания, рождаемая наркотиками, это уже не функция, а дисфункция, бред обожженных химией, беснующихся, корчащихся нейрорецепторов.

К синестезии это отношения не имеет…