Футуроцид. Продолженное настоящее

В субботу вечером, в самый прайм-тайм, я смотрю финал «Карусели». Транслируется он одновременно по трем каналам, но я выбираю «Сколлер», гарантирующий – по крайней мере в теории – «подлинное присутствие». Сегодня мне это особенно нужно. В финал, как я знаю, прошла Арина, и это порождает во мне тревожное ощущение. Похоже оно на яд в сладком вине: вкус смерти не ощущается, но кончики пальцев уже болезненно холодеют. Все комментарии я, естественно, отключаю. Пустопорожняя болтовня покемонов меня не интересует. А вот число текущих просмотров я вывожу в угол экрана и отмечаю, что оно уверенно держится на уровне четырех миллионов. Патай сегодня явно идет на рекорд. В российском шоу-сегменте он догоняет даже «Нашу войну», рейтинг которой, как и предсказывали эксперты, неуклонно снижается. На сцене он поистине великолепен. Костюм его мелко искрится, словно стекают по ткани капли золотого дождя. Отвороты рубашки то вспыхивают синевой, то медленно угасают. Волосы вздыблены тремя продольными гребнями от лба до затылка. А голос пропитывает зал такой энергетикой, что даже бюргеры в зрительских креслах начинают ворочаться.

По традиции, он сначала представляет участников: десять человек, и каждому он задает какой-нибудь идиотский вопрос. На ответах явно выделяется фрик, Мойщик Окон, которого я отметил еще в отборочном туре. Даже не дождавшись окончания фразы, он кричит, что сейчас порвет в клочья всех здесь присутствующих. Он всех ошеломит, загипнотизирует, уничтожит, сотрет в пыль, покажет, что такое подлинное искусство. При этом фрик вскакивает со стула и потрясает над головой кулаками. Волосы его, собранные в пучки, стоят дыбом.

Патай требует:

– Все же ответьте на мой вопрос.

– Включите пейнтер, и я вам выдам ответ! – орет фрик.

Зал реагирует на его кривляние аплодисментами. Ничего удивительного, для этого бюргеры сюда и пришли. Хлеб у них уже есть, много хлеба, теперь им хочется зрелищ. Им нужен адреналин, который растормошит их вялую плоть.

Арина на этом фоне выглядит бледновато. На вопрос Патая: что вы сегодня собираетесь нам показать? – еле шевелит губами:

– То, чего нет…

– Громче! – требует Патай. – Мы вас не слышим.

– То, чего нет! – кричит Арина.

Это, разумеется, заготовка. На мой взгляд, кстати, не слишком удачная. Она претендует на некий интеллектуализм, а здесь ведь не шоу «Эйнштейн» с рейтингом, между прочим, почти на порядок ниже, чем у Патая. Здесь – «Карусель», цирк, площадное зрелище, здесь ценится не умствование, а отчаянные кульбиты, рискованный перелет под куполом с трапеции на трапецию. Аплодируют ей весьма хило. Я вижу, как Арина напряжена, и пальцы мои против воли стискивают поручни кресла. Меня не радует даже то, что в информационной строке, где указывается мастер прошивки, мерцает моя фамилия. Это уже третья моя прошивка, которая выходит в финал, а для профессионала, работающего в данном сегменте, нет лучше рекламы, чем та, что крутится в «Карусели».

Остальные, впрочем, отвечают не лучше. Нынешний состав финалистов, как мне кажется, вообще скучноват. Ну – фрик, ну кривляется, но ведь фрик присутствует почти в каждом финале, ну еще какая-то тетка, разъевшаяся до того, что свисает с сиденья рыхлыми ягодицами, ну прыщавый юноша в старомодных очках, которые непрерывно сползают у него к кончику носа. Он их нервными движениями поправляет. Наверняка тоже – продуманная имиджевая заготовка. Не очень-то интересно. Патай, вероятно, это тоже печенкой чувствует. Я вижу, что он сокращает хронометраж: вместо обычного получаса представление конкурсантов длится всего двадцать одну минуту. Теперь эти срезанные девять минут ему придется на чем-то отыгрывать. Он и отыгрывает: вытягивает вверх руки, вертит, как заводная кукла, туда-сюда головой и, выдерживая звенящую паузу, произносит пять-шесть ничего не значащих фраз, впрочем интонационно насыщенных, так что бессодержательность их практически не ощутима. А затем, чуть ли не по отдельным буквам, объявляет, что начинается финальный забег.

Тут же появляются минимально одетые девушки и раздают участникам стандартный набор: сенсорные перчатки и серебряные ментоскопирующие обручи с присосками для закрепления на висках.

– Тема! – провозглашает Патай.

Загорается центральный экран. На нем – знакомый всему миру портрет: «Мона Лиза», она же «Джоконда».

Зал дружно ахает.

Я тоже ахаю, хотя и с некоторым опозданием.

На меня это производит даже большее впечатление, чем на зал.

Вот это да, вот это Патай выдал фитиль.

– Вы готовы? – кричит он, тыча указательным пальцем в сторону фрика.

– Да!!! – вопит в ответ Мойщик Окон.

– А вы готовы? – Палец перенацеливается на тетку.

Та просто визжит, тряся перед собой растопыренными ладонями.

– Гонг! – командует Патай, запрокидывая лицо к потолку.